— Интересно! Какие деньги?
— Разве я могла позволить, чтобы ты работал задаром? Здесь сто рублей. Бери.
— Ничего не понимаю...
— А тут и понимать нечего. Я все организовала. Через маму. Она договаривалась с клиентурой, мол, придет слесарь, все сделает на совесть, возьмет недорого. Вот и все.
— Да как ты могла, Лилька! Я тебя просил?..
— Могла! А почему нет? Ты что, эти деньги украл? Ты их честно заработал. На заводе ведь получаешь зарплату, почему же здесь должен вкалывать задаром?
И потом обрати внимание — все заинтересованные лица остаются довольны. Если бы ты работал бесплатно, то людям было бы неловко чувствовать себя твоими должниками. А так расплатились — и у всех на душе спокойно. Представь себя на их месте: пришел человек, починил кран и отказался от денег... А? Как бы ты себя чувствовал?
— Обыкновенно. Мне ребята помогли переехать на новую квартиру и ни копейки не взяли.
— Сравнил! Новоселье — совсем другое дело, это праздник. А ты подумай о человеке, который у тебя работал и отказался от денег. Приятно будет тебе с ним встретиться? Не думаю.
— Я ему тоже чем-нибудь помогу.
— А если случая такого не представится?
И хотя Демид не мог согласиться с Лилей, в словах ее была своя логика. Пусть чуждая ему, но все-таки логика. Основанная на принципе «ты — мне, я — тебе...».
— Потом, и это тоже немаловажное обстоятельство,— продолжала Лиля,— ты попадешь в смешное положение. Как Дон-Кихот, рыцарь Печального образа, в век атомных реакторов. Тебе приятно выглядеть чудаком? Что молчишь? Сказать нечего? Вот и выходит, что права я. И еще: здесь две трети того, что ты заработал, одна треть — маме, за ее труды.
— Все ясно,— сказал Демид, вставая.— Извини, пожалуйста, но это наш последний разговор. Деньги возьми себе.-
— Хочешь меня обидеть? — резко спросила Лиля.-— Платишь мне?
— Да ты что, Лиля, я и не думал...— испугался Демид.
— Знаю, что не думал, потому и не влепила тебе пощечину. Знаю и то, что таких идеалистов, как ты, жизнь здорово проучит, обломает за милую душу. Так вот, имей в виду: деньги будут лежать, они твои. Захочешь — возьмешь, я человек принципиальный и частный.
Где-то Демид уже слышал подобные слова: «Я человек принципиальный и честный...» Ну, конечно, их любил повторять Трофим Иванович Колобок, благодетель Демида.
— А сейчас уходи. А то, не ровен час, я рассержусь и наговорю кучу обидных слов, и тогда тебе прийти ко мне будет трудно. Замуж за тебя я не пойду, не надейся, хотя ты мне и нравишься...
— Всего хорошего,— сказал Демид, повернулся и вышел.
Укорять себя ему было не в чем: он поступил правильно. Грустно, конечно, и больно, но он не барышня, раскисать себе не позволит. Нужно приниматься за серьезные дела. Десятого сентября начнется экзаменационная сессия на факультете, продлится десять дней. Еще есть время подумать над тем, какой будет его следующая электронно-вычислительная машина. Делать простейшее сложение мы уже научились. Здесь действуют самые обыкновенные тумблеры. А что, если сделать машину с кнопками? Нажал на кнопку — по схеме побежал импульс, нажал на другую — другой импульс, третий, четвертый, десятый. Машина точно запомнила бы, подсчитала, сколько их было, а потом выдала число, зажгла бы соответствующие лампочки. Это куда сложнее, и схема тоже будет сложнее. Можно спроектировать такую машину? А чего хитрого? Подумаем и сделаем.
Через две недели, в субботу, где-то около полудня, Демид Хорол пошел к Колобку. На этот раз дверь открыла не внучка титулованной особы, а сам Трофим Иванович, в домашнем новом бархатном халате, важный и гордый, даже, можно сказать, величественный.
В квартире стояла неживая тишина.
— Как вы поживаете, Трофим Иванович? — спросил Демид, входя вслед за хозяином в его комнату.
— Как мне и надлежит. А как ты в своей глухомани? Устроился?
— Еще не совсем, но понемногу обживаюсь. Я очень рад вас видеть, Трофим Иванович!
Слова прозвучали искренно. Теплая волна далеких детских и юношеских воспоминаний прихлынула к сердцу. Колобок причинил ему немало зла, но в трудную, решающую минуту не бросил, поддержал.
— Я тоже рад тебя видеть. И хочу тебе сказать, что пришел ты в> самое время. Дело в том, что скоро должно состояться мое обручение с Анастасией Петровной Груевской, а через год — свадьба.
Демид посмотрел недоверчиво: смеется или серьезно говорит Колобок? Но Трофим Иванович и не думал смеяться.
— Понимаешь,— продолжал он,— в нашей обычной жизни мы все простые люди. Но есть еще и другая
жизнь, она глубоко таится в наших душах, это жизнь аристократов. Внешне это никак не проявляется. Анастасия — билетерша в кинотеатре, я скромный бухгалтер, но дома, оставаясь наедине с собой, мы становимся элитой, людьми благородной крови...
«Он произносит не свои слова. Как Лилька»,— подумал Демид, а вслух сказал:
— Мне трудно вас понять, мои предки — рабочие.
— Так и должно быть,— глубокомысленно изрек Колобок.— Видишь, дело в том, что люди моего происхождения должны иметь доказательство этого. Обручение объявим, но свадьба может состояться лишь тогда, когда у меня на руках будут эти документы. Точные, безупречные, подтверждающие мою высокую родословную.
Расстроенный Демид подумал, а не сбегать ли вниз к телефону-автомату и не вызвать ли «Скорую»? Но Колобок опередил его.
— Ты, может, сейчас думаешь, не свихнулся ли я часом,— так же медленно и значительно сказал он,— так вот, психика моя в полном порядке. Просто категории, которыми я оперирую, настолько в нашей жизни непривычны, что кажутся смешными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110