Ты читал его?
— Немного. «Преступление и наказание», «Идиот». Сильно написано.
— Не знаю почему,— сказала Лариса,— но он мне не нравится. Раздражает он меня, жить не дает. Гений, бесспорно, а раздражает. Возможно, потому, что герои у него в основном злые, жадные, мстительные. А разве это правда? На свете значительно больше добрых и честных людей, чем злых и подлых.
— Ольга Степановна тоже так всегда говорила.
— Вот видишь. Почему же он меня волнует? Почему страсти прошлого века кажутся современными?
— Может, потому, что они вечные?
— А как же тогда коммунизм? Ведь если в основе человека, в душе его заложено прежде всего зло, то никакой коммунизм не возможен. А это неправда! Не зла, а добра всегда жаждет человек.
— А что говорит по этому поводу адвокат Тристан Квитко? — спросил Демид.
— Он полностью согласен с Достоевским, хотя и защищает всяких воров и вообще злодеев,— с неожиданной горечью в голосе ответила Лариса,— и хватит нам говорить о литературе и о Квитко тоже.
— А Лильку мне почему-то жаль,— неожиданно сказал Демид.
— Она или завладеет всем этим эмиратом, или скоро вернется, — засмеялась Лариса.—Как у тебя обстоит дело с горячими напитками?
— Сейчас заварю чай.
— Может, я? — спросила девушка. — Кухни у всех одинаковые, я все найду.
— А у меня особенная: не кухня — лаборатория.
И действительно, кухня у Демида была радиотехнической мастерской, в которой всего-навсего один маленький угол занимала двухконфорочная плита да две полочки с посудой над нею.
— Холодильник нужно купить,— сказал Демид.— Скоро куплю.
— Невесело тут будет кухарничать твоей жене,— сделала вывод Лариса.
— А у меня жены не предвидится.
— Лильками будешь обходиться?
У Демида дух перехватило от неожиданно причиненной боли. Он глубоко вздохнул, хмуро взглянул на девушку.
— Неужели ты такая... злая? — через силу спросил он.
— Нет, я не злая,— чуть обиженно ответила Лариса и потом сразу, не желая ничего скрывать или утаивать, резанула: — Это я от зависти! Если хочешь знать — от ревности, сам ты мне безразличен, а завидно. У вас с Лилей хоть какое-то счастье было, хоть какая-то радость, хоть намек на любовь, я же видела, как она тебя на прощание целовала... А у меня никогда ничего подобного не было и не будет. Все может случиться, может, за умницу адвоката замуж выйду, может, не выйду, а вот, чтобы кто-нибудь просто так, как ты когда-то, замерзший палец оттирал, такого счастья у меня больше никогда в жизни не будет. Мне почему-то тогда показалось... Впрочем, не придавай моим словам никакого значения,— вдруг небрежно добавила она, откидывая со лба прядь легких волос, — это не сцена ревности и не признание в любви.
— А у тебя новая прическа...— остановив взгляд на ее волосах, густыми прядями спускавшихся на плечи, сказал Демид.
— Уже давно, а ты только сейчас заметил... Что у тебя к чаю? Есть хочется.
— Голодной не будешь. Я теперь организованный холостяк с неограниченными финансовыми возможностями.
— Часа через полтора мне уже можно будет идти домой.
— Я рад, что ты еще со мной побудешь.
— Разве это важно для тебя?
— А как же? Хорошо, когда рядом с тобой кто-то есть, а такой давний друг, как ты, особенно. И на Фабричной улице, и здесь я все время один, а это, сама понимаешь, не весело.
— Да, веселого мало. Только не просто кто-то... А полтора часа — это большой срок. За полтора часа можно столько успеть натворить...
— И ты уже успела?
— Эта пакость, о которой ты сейчас подумал, не займет полтора часа,— спокойно сказала Лариса.— Интересно, почему ты хочешь казаться хуже, чем есть на самом деле?
— Я не хочу казаться ни лучше, ни хуже. Какой ест — весь тут.
— Возможно, что и так. Просто я не всегда тебя понимаю.
Низкий столик стоял между креслами, поблескивая полировкой (последнее приобретение Демида), новые вилки и ножи тоже куплены недавно, кого хочешь принять можно. Удивительно, как меняются вещи в зависимости от того, чьи руки к ним прикоснулись. Например, обыкновенный кусок колбасы на тарелке. Демид его положил — никакого вида, а Лариса порезала ломтиками, разложила веером — век бы ел, так аппетитно смотрится. И чай на редкость вкусный... Огляделся немного удивленно — и комната другой стала. Неужели всему причиной присутствие Ларисы? Все вроде бы осталось на своих местах, а вот поди ж ты...
— Я тебе не мешаю? — по-своему истолковала его взгляд девушка.— У тебя не было никаких планов?
Демид с улыбкой посмотрел на нее.
— Тебе мало визита Лили? Нет у меня никаких планов.
И они вдруг весело рассмеялись.
— Ты делай, что тебе надо,— сказала Лариса, вымыв чашки,— а я посижу в кресле и почитаю. Не обращай на меня внимания.
— Хорошо.
Он сел за письменный стол: вот уж чего-чего, а работы ему не занимать. Ну, как ты поживаешь, товарищ математический анализ, ведь весной придется держать экзамен?.. Мудреная вещь высшая математика, чем глубже в нее вгрызаешься, тем больше возникает новых вопросов. Недаром когда-то они с Лубенцовым говорили про математику образов. Интересно было бы на такую хоть одним глазом взглянуть... Но для этого нужно иметь особую силу воображения и дерзость. Вот так однажды скромный, никому не известный студент Казанского университета (к слову сказать, во времени учения с Лениным они разминулись совсем не на много) взял и позволил себе роскошь допустить, что параллельные линии где-то в бесконечности все-таки сходятся, а сумма двух прямых углов не равна ста восьмидесяти градусам. И попробовал с такими мерками и представлениями подойти к обычной Эвклидовой геометрии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110