Не все же, как Вовка?
— Ну, ладно, мать, чего паникуешь? Ты же видишь, вот он, твой Витек, ничего с ним не случилось.
— А чего может случиться? — удивлялся дед.— С ружьем обходиться умеет, почистил чин чином, патронташем опоясался, на лыжи стал и пошел себе, дотемна в лесу проходил. Что ж тут такого?
— Я дятла убил,— признался Витек и хорошо так засмущался.— Я не знал, что нельзя убивать дятлов.
— Дятла? — почему-то обрадовалась Катерина.— Какого дятла?
— Большого дятла, настоящего,— ответил дед. Катерина засуетилась над столом, заприглашала, запредлагала, все еду свою, московскую, предлагала. «Вот икорка, мама, рыбку берите, давайте, а то никто не ест,— начала предлагать, переставлять тарелки без надобности.— Берите, мама, папа, Витенька, ты тоже не закусываешь». Баба Оля принесла горячую картошку, тоже поставила на середку, раздвинула посуду, устроила свою картошку горячую. Давайте вот картошечку, горяченькую, такой в Москве нету. Хорошо было за новогодним столом. Слава богу, все хорошо. И Катерина, и Борис Михайлович теперь уж окончательно убедились, что с Витенькой что-то произошло, в хорошую сторону повернулось. Мир наступил в их душах. А ехали, прямо на крыльях летели, на гвоздях сидели, тревога не оставляла их дома. И вот все" хорошо, да так, что и придумать лучше нельзя. Хорошо, когда мир в душе.
— Сколько там времени? — спросила Катерина, ей стало весело.— Сколько, отец? Может, еще разик проводим старый год? Все-таки он не совсем плохой был, давайте.
Наполнили рюмки.
— Я потом выпью,— сказал Витек,— за Новый год, мне хватит.
— Молодец,— одобрил сына Борис Михайлович,— норму свою надо знать.
— Вот бы всегда так,— не удержалась, сказала Катерина и тем самым как бы признала, что всегда у них с Витенькой плохо. Но сейчас-то действительно было хорошо и хотелось разговаривать, с ним говорить и о нем, как давно-давно когда-то.— У нас Витенька такой,— разговорилась Катерина,— он если чего захочет, то уж сделает, он ведь у нас все может, швейную машинку мне починил, в мастерскую не брали, а он взял и починил. Вот нынче кончит школу, в институт пойдет.
— В институт? — спросил дед.— Дело хорошее.
— Я не пойду в институт,— сказал Витек, почему-то улыбаясь.
— Ну и в институтах не всем учиться,— сразу согласилась Катерина,— с головой и так не пропадет, а голова у него, слава богу, каждому б такую.
— Это верно,— сказал дед, посмурнел немного.— Не всем, конечно. А почему же ты не пойдешь, Витек?
— Мне, дедушка, перерыв надо сделать, выяснить кое-что надо.
— «Кое-что»,— повторил с удовольствием дед. Ему понравилось это «кое-что». С запасом, значит, растет, мики-тит, не сразу все выкладывает.— А что же ты, внучек, выяснить хочешь, что тебе непонятно?
— Да много чего, дедушка, разное.
И это понравилось деду. Ну что же, интересно.
— Ты слышишь, Борис? Слышишь, отец, как сын твой разговаривает? — говорил и радовался при этом дед.— Тебе-то небось нечего было выяснять, пошел в город, стал к станку — и все выяснение. С головой Витек, молодец. Но все же?
— У нас, дедушка, в классе один учится, он ни во что не верит, кончу, говорит, школу, найду местечко себе потише, чтобы никто ко мне и я ни к коглу, и буду, говорит, тихо вкалывать для собственного удовольствия.
— Да он просто дурак,— перебил Витеньку отец.
— Не просто дурак,— возразил дед.— Там, значит, семья такая, в семье дело.
— Он нищий духом,— сказал Витенька.— Это все так. Но почему он ни во что не верит? Нет, не потому, что дурак. Тут он не один. Есть, что с ним согласны, есть, которым все равно, они не то что не верят, а ко всему равнодушны, все эти заботы, о которых кричат по радио, в газетах пишут, их не трогают абсолютно. Есть и приспособленцы, все делают, что надо, но про себя не верят в то, что делают. А вот ты, дедушка, ты воевал, ногу оставил на войне, во что ты веришь?
— А ты отца спрашивал? — сманеврировал дед, но не потому, что не хотел ответить, а потому, что интересно было, хотелось остановиться на этом, поговорить. Вот тебе и внучек. Приосанился дед, задело его.
— Про отца я знаю,— ответил Витек.— Он верующий. Борис Михайлович улыбнулся:
— В верующие меня записал.
— А ведь он т а м копает, там, Боря,— оживлялся все больше дед.
— Об этом мы говорили с ним, а вот институт — это для меня и для матери новость. Согласен, не все должны, но почему ты вместе с не всеми, в детском садике бабушкой хочешь работать? — Борис Михайлович вспомнил разговор с учительницей про детский садик, вспомнил, где Витеньку так любят. Неужели это на правду похоже?
— Во-первых, папа, любой труд надо уважать...
— Поддел, молодец, Витек, учи отца, учи,— перебил дед, подзадоривая внука.
— В детском садике ничего плохого нет,— дальше сказал Витек,— но это, конечно, мне не подходит. Мне нужно проверить все.
— Что все?
— Этого парня проверить, и вообще.
— И где же ты собираешься проверять? — допытывался отец.
— Пока не знаю. Надо думать. Конечно, не в институте.
— Зачем же вас учили десять лет? Ничему не научили? Если так, иди дальше, в институт иди, раз не ясно тебе.
— Одной теории мне недостаточно...
Дед притих, навострил ухо, Катерина и баба Оля потихоньку стали терять интерес к разговору, стали перешептываться, пропускать отдельные места.
— Это какой же теории? — вполне серьезно забеспокоился Борис Михайлович.
-- Теории, основанной на насилии.
— Вот так ты и с учителем спорил? На обществоведении?
— Так.
— И за это он ставил пятерки?
— За это.
— И до сих пор стоишь, значит, на своем?
— В каком-то смысле.
— Вот видишь, отец,— обратился Борис Михайлович к деду,— со мной-то тебе легко было, ты вот с ними попробуй поговори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91