— А сойка?
— Сойка стрекочет.
— Кре-кре?
— Да, так.
— Или повыше чуть-чуть.
Я попытался передразнить сойку.
— Еще выше.
— У меня низкий голос.
— Попробуй петь низким.
— Но тогда это не будет сойка.
— Не будет.
— Кто же будет?
— Ты.
И мы оба засмеялись.
СКАЗКА О ЗАКОЛДОВАННОМ
— Если сейчас кому-нибудь сказать, что когда-то я был браконьером, всякий возмутится,— принялся однажды рассказывать мне дядюшка Томашович.— В те-то времена любой порядочный человек браконьером был. Трусы дома отсиживались, перья щипали или фасоль перебирали, если была она у них. Да фасоли-то, милый мой, не всегда хватало. Вот однажды оделся я потеплее, ружье под куртку сунул и чуть смеркаться стало, из дома улетучился.
— Вы, значит, вроде как волшебник были?
— Вот об этом-то яисобираюсь тебе рассказать.
— О волшебниках?
— Пожалуй, не совсем так. Словом, ты лучше послушай! Взял я тогда ружье, поищу, думаю, какого-нибудь зайчишку. Добежал я, значит, до Куклы, где Неспала капусту сажал. Никакой капусты, понятно, там не было, одни кочерыжки остались, да и те гнилые, мерзлые. Я там расставил силки и решил подкараулить, чтоб никто не пришел и добычу с силками вместе не забрал. Обошел все силки, все до единого обошел — нигде ничего. Обозлился я: домой-то с пустыми руками воротиться неохота. «Перейду-ка вон там через ручей, может, и подкараулю кой-кого, ружье опять же у меня с собой». Вечер был ясный. А ты и сам хорошо знаешь, что в ясный зимний вечер мороз сильнее. Поднял я воротник, разок-другой шмыгнул носом, пока до ручья дошел. Подумал еще: раз такая стужа, ручей-то, поди, замерз, и я запросто переберусь на другой берег. Холод холодом, а лед-то обманчив
оказался. Ступил на лед, а он как затрещит! Я обеими ногами и ухнул в воду, полные башмаки воды набрал. Тьфу ты пропасть! Только этого мне недоставало! Бранился я, чертыхался, а домой без зайчишки вернуться не хочется. Чтобы не замерзнуть, надо ходить. А если ходить, так зайцам и на меня и на капусту наплевать будет. Стал я на самую толстую ольху и жду. Стою полчаса, час, два часа будто прикованный, а зайцами и не пахнет. И мышь не прошмыгнула, в снегу не завозилась. Наконец появился какой-то заяц, первую попавшуюся ему на пути кочерыжку принялся грызть, да от меня далеко уж очень и ближе не подходит никак. Высунулся я из-за дерева, а заяц стрекача дал, только его я и видел. А больше ни единого зайчишки нет как нет. Что такое? Уж не высылали ли зайцы вперед разведчика, он меня заметил и остальных предупредил? Так и до самого утра проторчать тут можно! Нет, не выйдет! Зайцы — звери глупые, их сто раз спугни, а они, если голодны, все равно к капусте вернутся. Тут, видно, неладно что-то. Погожу, думаю, еще минутку и, если не появится никто, пойду домой да под перину забьюсь, а завтра на ворон поохочусь или на куропаток. Еще полчаса минуло — и хотя бы тебе один заяц! Выругался я и решил — домой надо идти! Только хотел шаг сделать — что за черт! — нога-то к земле пристыла и ни с места. Что за чудо такое, думаю? Попробовал другую ногу переставить, и ее тоже от земли никак не оторвать. Я так и обомлел. Заколдован я, что ли, на самом деле? Чего-чего только не наслушался я о заколдованных людях, но никогда мне в это по-настоящему не верилось. В чем же дело? Как все это надо понимать? Непременно я заколдован, как тот парень из Штефановой...
— В Штефановой околдованный человек был? — перебил я дядюшку Рафаэля.
— Если бы только в Штефановой! И в Гальмеше, и в Боровой. Хуже всего было с этим парнем из Штефановой. Ведь он ни высморкаться, ни рукой двинуть не мог. А я хоть сразу вытащил тряпочку, которая мне носовым платком служила. Ну вот! Слава богу, сморкаться и руками шевелить могу, хоть и держит меня на месте какая-то сила, не отпускает никак, и ботинки словно к земле гвоздями прибиты. И вдруг на грушковецкой колокольне полночь пробили! Плохо мое дело! Надо поскорее с этого места убираться. Убираться! А как? Пробую нагнуться. В пояснице хрустнуло, а в общем, легко нагнулся, и тут
меня осенило: разуться я надумал. Расшнуровал ботинок — и ногу вон! То же и с другой ногой проделал. Оставил ботинки как есть и сломя голову домой помчался. Вбежал в дверь, когда и в Кралевой бить часы начали. «Слава тебе, тетереву,— подумал я,— что грушковецкие часы ушли вперед на целых пятнадцать минут».
КАК ВОЗНИКАЮТ СКАЗКИ
Дядюшка Рафаэль замолчал и с любопытством уставился на меня: как-то я еще отнесусь к его рассказу?
— Дядя Рафаэль, и все это взаправду было? — спросил я.
— Вправду, конечно.
— Но как же вы были заколдованы?
— Я и сам хотел бы знать.
— По-моему, просто ваши ботинки примерзли.
— Примерзли? Гм... А ты слыхал когда-нибудь, чтобы ботинки примерзали?
— Нет, не слыхал.
— То-то и оно. Головой ручаюсь, что меня, ясное дело, околдовали.
— Но ведь такое только в сказках бывает.
— А со мной это близехонько, под Куклой случилось!
— Морозило ведь?
— Ну, морозило.
— И перед тем вы в воду прыгнули?
— Прыгнул.
— Так ваши ботинки непременно примерзнуть должны были!
— Да что ты мелешь! Малым ребенком меня считаешь, что ли? Говорю, был околдован, значит, так оно и было. Знай я, что ты к этой истории так отнесешься, лучше ничего бы не рассказывал. Теперь, пожалуй, на смех меня подымешь или где-нибудь людям разболтаешь.
— С чего это я болтать стану?
— А ты не из таких?
— Нет.
— Меня и так это сердит.
— Что сердит?
— Что я пустые разговоры с тобой завел.
— Почему же пустые?
— Раз ты мне не веришь.
— Я вам верю!
— Чему же ты не веришь?
— Сказкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23