При переходе в Красную Армию с первых же дней включился добросовестно в работу; хорошо владея русским, он часто помогал младшим офицерам, испытывавшим трудности с языком.
За проявленные в первые недели войны личную храбрость и умелое руководство войсками был занесен в штабе дивизии в список для награждения орденом Красной Звезды; после гибели представление было переписано, и майора А. Соо посмертно представили к награждению орденом Красного Знамени. Представление отправить из дивизии не успели, так как спустя четыре дня штаб дивизии был рассеян прорвавшейся в бою немецкой частью и оно вместе со многими другими штабными документами затерялось.
Комиссар полка Сергей Греков, 43 лет, женатый, отец двух малолетних детей, добровольцем принимал участие в гражданской войне в составе Первой Конной армии. Позднее служил в Красной Армии на различных должностях, в том числе продолжительное время в Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, в рядах которой участвовал в 1929 году в боях с китайскими войсками на Китайско-Восточной железной дороге. Некоторое время, в 1937—1939 годах, находился на хозяйственной работе в Архангельской области. За проявленное мужество в финской кампании 1939—1940 годов был награжден орденом Красного Знамени.
22 территориальный корпус был направлен в сентябре 1940 года из Ленинградского военного округа и назначен на должность комиссара полка, где служил до гибели. Находил с бойцами и офицерами хороший контакт, за полгода научился говорить по-эстонски и советовал то же всем политработникам. Среди подчиненных считался беспристрастным, сердечным и очень смелым человеком.
При аресте убийцы полкового комиссара С. Грекова и майора А. Соо уполномоченный особого отдела старший лейтенант Ф. Курагин вынужден был применить угрозу оружием и усиленный конвой, чтобы удержать бойцов штабной охраны от самосуда над арестованным диверсантом.
27
Машина с убийственной медлительностью ползла дальше. Через неравные промежутки, всякий раз неожиданно, из-за приоткрытой дверцы кабины выскакивали и проплывали мимо серые стальные переплеты моста. Они почему-то казались тонкими, как проволока, только дотронься — и погнутся. Внизу, между опорами моста, вода в водоворотах слегка вскипала пеной. До воды было страшно далеко. Может, двадцать, а может быть, тридцать метров. К счастью, смотреть вниз было некогда, а то начинала кружиться голова. Все внимание Эрвина сосредоточилось на том, чтобы, как в прорези прицела, держать между обрезом радиатора и фарой медленно плывущий навстречу сверкающий рельс.
Казалось противоестественным, что тяжелая машина способна удерживаться тут, среди этой будто разреженной от высоты синевы. Натужное завывание мотора подтверждало, что и самой машине такое состояние представляется почти немыслимым. Синева была столь пронзительной, что полностью окутывала собой дальний конец моста, где сливались в одно раскатанные до блеска колесами поездов рельсы. Эрвин видел их только в туманном мареве. Солнце сверкало где-то в неохватной вышине так, что крыша кабины, будто печь, обдавала жаром и отблеск рельсов стремился выесть глаза.
Ни единого звука, кроме ровного урчания мотора своей машины, не проникало в сознание Эрвина. Короткова, несмотря на его протесты, он оставил перед мостом. Просто сказал, что не тронется с места, пока тот не освободит кабину. Необходимость сосредоточиться была столь велика, что уже одно присутствие рядом другого человека становилось невыносимым, никто не должен был отвлекать его учащенным дыханием либо сбивать непроизвольным возгласом.
Когда они подъехали к мосту, начальник охраны, пожилой сутулящийся старшина, явно призванный из запаса, с опаской взглянул на огромные «хенкели». Нет, такие большие машины здесь никогда не проходили, сказал он. Железнодорожный мост, он-то, конечно, выдержит, кто же в этом усомнится, но на нем нет сплошного настила, а положенные вдоль колеи шпалы в большинстве не закреплены, лишь в концах моста прикручены проволокой, чтобы не стронулись при въезде да съезде.
Короткое позвал Эрвина, и они вдвоем прошли мост туда и обратно по этим дорожкам из шпал. Дорожки были устойчивые, Эрвин попрыгал ничто не сдвинулось. И тут же усмехнулся про себя, то ли будем, когда всем своим весом навалятся тяжелые машины? Но выбора не оставалось. Если они хотят перебраться через реку, то ехать надо здесь. Видневшийся вдалеке шоссейный мост был разрушен бомбами, оттуда они уже повернули назад, искать же на столь полноводной реке брода было бесполезно.
Когда они прошли мост из конца в конец туда и обратно, Короткое собрал шоферов и объявил: переход вполне надежный, другой дороги нет. Пойдем поодиночке; когда одна машина переправится, пойдет другая. Не дергаться, руль держать ровно, дверцы открыты. Если машина начнет сползать, можно будет выпрыгнуть. Поди знай, может, это произойдет в таком месте, где машина тяжестью своей продавит ограждение и махнет в реку. Запасные шоферы пойдут пешком.
Все шоферы, как по команде, посмотрели на Эрвина. Что он скажет? Эрвин не сказал ничего, сел в кабину и завел мотор.
Начальник охраны, опомнившийся и одумавшийся за это время, размахивая руками, бросился к радиатору машины и закричал, что он не может этого позволить. Они своими колымагами перекроют переправу, а под трибунал пойдет он как саботажник, который вывел из строя прифронтовую коммуникацию! Начальник охраны широко раскинул руки, показывая этим, что на мост он никого не пропустит. Эрвин прищурился и спокойно следил за происходящим. Его интересовало, насколько хватит старшины пороху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154