Эти новые станции напоминают детские игрушечные гроты, ты обратила внимание, когда мы ехали сюда? В одном гроте на стенах нарисованы хутора и колосящиеся поляг в другом на белоснежных карнизах поставлены изваяния пингвинов. Каждая станция оформлена по-своему, это не просто произвол оформителя, в этом заложен более глубокий смысл. Когда я вечерами, до смерти уставшая, возвращаюсь домой, я не читаю название, узнаю станции с первого взгляда и не гадаю, когда будет моя остановка.
Только Пийа недовольна, что живем так далеко от центра. Будь мы миллионеры, конечно же смогли бы и в центре города найти что-нибудь приличное. Однако миллионерские вакансии к нашему приезду были все давным-давно заняты, мы здорово опоздали. Да, что верно, то верно, если вечером засидишься в городе допоздна у какой-нибудь подружки и побоишься ехать на чем-нибудь другом, кроме такси, то выкладывай сотню. А если подружка, к несчастью, живет еще где-то за Седрой, в противоположном конце города, то и все двести крон. Лучше уж остаться ночевать. Но часто ли можно оставаться на ночлег в гостях? Поэтому я теперь гораздо реже встречаюсь со своими подругами и одноклассницами. Видимо, это неизбежно: чем старше становишься, тем меньше остается вокруг у тебя друзей. Один отпадет по одной, другой по другой причине. У кого нет возможности, у кого охоты, а у кого и потребности больше общаться. Семейные знакомые разом пропали, как только наша семья дала трещину.
У нас тут очень милая тихая сторонка. Сюда со временем перебралось много пенсионеров, им уже не нужно каждый день бывать в городе, да и квартиры здесь подешевле. Плату за проезд из центра, как правило, со стоимости квартиры сбрасывают. Но не думай, что мне из-за этих старичков здесь неуютно жить. Все они очень приятные и дружелюбные люди. Я чувствую себя словно бы немножко ребенком. Фру Лууле, завяжите поплотнее шарф, сегодня такой резкий ветер, говорят мне при встрече то одна, то другая. Надо мной живет старая чета, старичку скоро стукнет девяносто, старушке почти столько же или чуть меньше. Когда я впервые приехала сюда взглянуть на квартиру, я совершенно не знала местности, никогда здесь не бывала. Было воскресенье, и они оказались первыми местными жителями, которых я увидела у выхода из метро. Сидели себе рядышком на скамейке возле лестницы, будто воробушки, маленькие и седенькие, пристально всматриваясь вниз. Я подошла к ним, извинилась и спросила, как мне пройти. Вначале обратилась к старичку, все же мужчина, но он и головой не повел, только пошевелил губами. Потом я узнала, что он почти совсем глухой. Старушка пришла на помощь: долго и путано объясняла, о номерах домов она представления не имела, но все же пыталась определить, в какую сторону мне повернуть. Теперь при встрече она всегда повторяет: ох, фру Лууле, если бы вы тогда мне сразу сказали, что вам нужен именно наш дом, я бы вас прямо сюда направила.
Они и сегодня сидели на скамейке, когда мы с тобой выходили из метро. Не знаю, заметила ли ты их. Они такие тихие и кроткие, что можно пройти мимо и посчитать их вроде бы принадлежностью ландшафта. Каждое воскресенье, утром, когда не льет дождь или не метет метель, они направляются к выходу из метро и верой и правдой сторожат там не менее двух-трех часов. До сих пор я еще ни разу не видела, чтобы их навещали внуки. Кто знает, живы ли, здоровы ли они вообще. Но старички все равно надеются, что однажды внучата обязательно приедут. Как только настанет воскресное утро, старички, взявшись под руку, ковыляют к метро. В одно из воскресений рассеянные внучата непременно вспомнят, что их тут, в Кунгсэнгене, от всей души ждут.
По старушке я, что называется, могу часы сверять, если неохота включать телевизор. Каждый вечер ровно в восемь она до отказа открывает в ванной кран. Не знаю, то ли она принимает ежедневный душ, то ли стирает чулки, только каждый божий день ровно в восемь у меня в ванной гудит под потолком труба. Я уже свыклась с этой потрясающей точностью. У старых людей иногда еще подобное встречается, не правда ли? Пожалуй, она с большим усердием моется и стирает^белье. Лицо у нее всегда румяное, кажется, будто кожа на щеках от беспрестанного мытья стала просвечивать, и платья у нее обычно выцветшие до основы, вся краска сошла. Вот такая она опрятная, моя госпожа Грендаль, соседка сверху, ты теперь представляешь?
Ну вот, тетя Зина, наконец я, кажется, выпустила первые пары. Теперь ты расскажи о своей жизни. И расскажи хоть немножко о Нарве, о такой, какой она когда-то была, ты ведь помнишь больше моего.
Знаешь, в общем-то, у нас есть время до завтрашнего дня. Я отпросилась на день за счет отпуска, чтобы проводить тебя на пароход. Так что не торопись. Спать мы много не будем, отоспишься в своей каюте. Часа два нам на сон вполне хватит, не так ли? Все остальное время наше. У меня такое ощущение, словно я долгие годы ждала этого дня. Не было о нем и малейшего понятия, но я ждала. Так пусть у меня будет хотя бы один вечер, когда я не должна слушать то, что бормочет этот ящик, поверь, я по горло сыта его бодрой консервированной болтовней.
11
Это был один из самых неприятных случаев в моей непродолжительной командирской жизни.
Охотнее всего я бы вообще не вовлекал девчонок в эту историю, войны и рискованные задания не женское дело, с этим мужчины обязаны сами справляться, раз уж взялись. Но делать было ничего. Первомайская забастовка на носу, с курьерами что-то приключилось. Еще позавчера должен был вернуться человек из Нарвы, я прождал его напрасно. Кто знает, где зашла в тупик его дорога. До очередного обмена людьми в Дубровке, где можно было бы протолкнуть своего человека с листовками, оставалось еще три дня, дело же не терпело отлагательства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102