Павел Петрович Бажов: «Уральские сказы — III»

Павел Петрович Бажов
Уральские сказы — III


Собрание сочинений – 3



NVE
«Собрание сочинений в трех томах. Том третий»: Государственное Издательство художественной литературы; Москва; 1952
Аннотация В третий том входят очерковые и автобиографические произведения писателя, статьи, письма и архивные материалы. Очерки Уральские были В детские годы — Ты что не собираешься? Ревело уж! «Уральские были (Из недавнего быта Сысертских заводов — Очерки)».
Написаны в 1923—1924 годах, в период работы П. Бажова в областной «Крестьянской газете». Опубликованы свердловским издательством «Уралкнига» в 1924 году. П. Бажов рассказывал: «Общество „Уралкнига“ возомнило себя не хуже столичного. „Джунгли“ Киплинга решило издавать и другие подобные же произведения. Возникла известная неловкость. А Урал где же? Я сидел в это время в „Крестьянской газете“, в отделе писем. Пришли ко мне: „Ты напиши что-нибудь об Урале“. — „Не шуточно дело“. — „Да что-нибудь“. — „О сысертских заводах могу“. Согрешил книгой, впервые со мной случилось.
Показалось удивительно легко. Над словом не думал. Запас был. Писал так, как у нас говорят. Когда пишешь на материнском и отцовском языке, да о том, что сам видел — легко. Встает картина. Календарных дат не надо. Сблизить понятия, сопоставить. Книга эта меня и погубила. Отсюда все и пошло». «Уральские были» выходили впервые подвалами в журнале «Товарищ Терентий».
(Из архива писателя.)
Место действия очерков — сысертский горный округ в последнее десятилетие девятнадцатого века. В производственных и бытовых взаимоотношениях героев автором раскрываются типические общественные связи эпохи.
Книга «Уральские были» вызвала положительные отклики в местной и центральной прессе.

— Ладно, без сборов. Отдохнем.— Что ты! Отказали?— Объявил вчера надзиратель — к расчету! Мать готова заплакать. Отец утешает.— Найдем что-нибудь. Не клином свет сошелся. На Абаканские вон которые едут. Железоделательные заводы в Минусинском округе, бывшие Кольчугинские. (Прим. автора.)

Перед этими неведомыми Абаканскими мать окончательно теряется. Краснеет нос, морщатся щеки и выступают крупные градины — слезы. Старается сдержаться, но не может. Отец вскакивает с табурета и быстро подходит к «опечку», где у него всегда стояла корневая чашечка с махоркой. Торопливо набивая трубку, сдержанно бросает:— Не реви — не умерли!Мать, отвернувшись к залавку, начинает всхлипывать. Я реву. Отец раздраженно машет рукой и с криком:«Взяло! Поживи вот с такими!» — захлопывает за собою дверь.Вмешивается бабушка. Она ворчит на мать, на отца, на заводское начальство и тоже усиленно трет глаза, когда доходит до Абаканских.Днем приходят соседки «посудачить». Винят больше отца.— И когда угомонится человек?— Мне Михаиле когда еще говорил — непременно откажут твоему-то.— Вон в кричном он Балаболку-то осадил: хоть стой, хоть падай!Начинают припоминать отцовские остроты, но они так круто посолены, что передают их женщины только «на ушко». Мать обыкновенно заступается за отца и, кажется, делает это не только «от людей», но вполне искренно. Она даже горячится, что так редко бывает при ее ровном, спокойном характере.Вечером приходит отец. Красные воспаленные глаза показывают, что выпито немало. Однако на ногах держится твердо, говорит громко, уверенно. Удивляется «тем дуракам, которые сидят в Сысерти, как пришитые».— Уедем, и дело с концом! На Абакане, небось, не по-нашему. Чуть кто зазнался, сейчас приструнят. А у нас что? Попетан изъезжается, Балаболка крутит, и Царь ехидствует. А ты не моги слова сказать. Терпи — потому у тебя тут пуп резан. Найдем место. Вон там как живут!Отцу не противоречат, по опыту знают, что хорошего ничего из этого не выйдет. Мне — малышу — отцовские планы кажутся заманчивыми, и я засыпаю с думой о далеком крае, где все не по-нашему.Утром тяжелое раздумье — как быть? Оставить домишко, покос, огород!Кому продать? А вдруг на Абакане не лучше Сысерти?Бабушка и мать, конечно, против Абакана. Отец сдает: «Надо поискать где поближе».«Поближе» — значит к Белоносихе, на спичечный завод. Но туда редко удавалось поступить. Обыкновенно там было переполнено рабочими, и работали они задаром. На мельницах тоже ничего не было. Оставалось «пытать счастья» в «городе». Так безыменно звался Екатеринбург.

Отец недели на две, на три исчезает из дому. Мать усиленно работает днем и ночью, вконец изводит глаза: плетет широкие кружева или вяжет узорные чулки для заводских барынь. Не столько заработок, сколько взятка по женской линии.Отец приходит угрюмый — нет работы. Ехать в Сибирь после неудачных поисков уже не собирается.— Сходи к управителю-то, — говорит бабушка.Отец хмурится и бормочет:— Да уж, видно, придется, мать. В «поторжную» — и то не попасть без этого.Начинается «выдержка»: «На той неделе побывай», «после Успенья зайди». Съедено уже все. На поденные работы в заводе отец, однако, не выходит. Знает, что все равно не примут, да и позором это считается для фабричного рабочего. Промышляет, чем придется: рыбалкой, старательством, сенокошением и т. д. Мать слепнет над ажурными чулками уже из самого тонкого шелка.— Рассылка приходил. К управителю звали, — радостно сообщает она возвратившемуся с рыбалки отцу.Это значит — конец измывательству. Отец поспешно одевается «по-праздничному» и уходит. Возвращается веселый: «Посылает в Полевской». Начинаются сборы. Отец обычно уезжает на следующий день «с попутными».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17