Мы бы это квази организовали.
Роберт изумленно посмотрел на Трулезанда, а Трулезанд, казалось, сам удивился своим словам, потом они дружно рассмеялись, и Трулезанд сказал:
— Извини, мы тут вспомнили кое-что.
— Claro,— ответил Хайдук,— но доклада я делать не буду. Рассказать — да, расскажу как-нибудь. А теперь идите. Слышите, как Лола по столу барабанит?
В приемной шестеро посетителей уже ждали, рассуждая о приросте поголовья свиней и крупного рогатого скота. В университетской столовой Трулезанд вспомнил об их рассуждениях.
— Мешай не мешай ложкой в супе, ни свинины, ни говядины не выловишь, булькает — и только. Потому, наверно, и называется бульон, да?
— Кто его знает. Да, собственно, что нам до того — ведь тут бульоном и не пахнет. Вон фрейлейн Шмёде идет, ты у нее <.проси. Она наверняка во французском сильна.
Медичка села рядом с Робертом, достала из портфеля клеенча-i ый пакет, вынула из него и положила рядом с тарелкой серебряную ложку, развернула салфетку.
— Приятного аппетита.
— Спасибо, и вам также,— ответил Роберт.— А салфетка помогает? С ней что, вкуснее?
— Ничего ты не понимаешь,— вмешался Трулезанд.— Салфетка на тот случай, если фрейлейн Шмёде прольет супчик: пятна — ужасная гадость.
Невозмутимо доедая суп, Хелла спросила:
— А как себя чувствует господин Рик?
— Кто? А, господин Рик... господин Рик чувствует себя превосходно. Правда, он еще ощущает слабость, но вот Трулезанд снесет ему этот комбикорм, и тогда его, пожалуй, в кровати не удержишь.
— А вы успеете после этого на занятия?
Лейтенант (исп.).
— Claro,— ответил Трулезанд.— Claro — по-испански значит «ясное дело», у нас есть знакомый, он знает испанский, был бойцом интербригады, если вы что-нибудь про нее слыхали.
— Да уж откуда мне! Но вот что касается супа для господина Рика, то, если хотите, я захвачу его с собой, мне все равно в ту сторону.
Трулезанд снял со спинки своего стула посудину Рика и высоко взмахнул ею над столом. Это был старый почерневший красноармейский котелок, весь во вмятинах, с толстой проволочной ручкой и слишком большой эмалированной крышкой.
— Внимательно взгляните прежде на этот сосуд. Еще не раздумали?
— Нет, не раздумала,— подсказал Роберт,— его можно накрыть салфеткой.
Хелла взяла котелок и, повернувшись к Роберту, сказала:
— Терпеть вас не могу.
— Это все женщины поначалу так.
— Талоны на обед у вас, господин Трулезанд?
— Claro. Но я сам схожу за супом. Только вот...
— Что только?
— Нам надо кое-что передать Рику. Квази, то бишь господин Рик, ждет от нас известий...
— А мне их можно доверить?
— Нет, но собственно говоря, да. Как ты считаешь, Роберт, можно их доверить? Я считаю, можно. Ведь речь идет о доверии. Дело вот в чем: пациент может быть спокоен, все bueno, то есть в порядке.
— И это все?
— Все. И еще привет от его amigos*.
— Хорошо.
Хелла Шмёде поднялась было, но Трулезанд попросил ее обождать, пока он принесет суп. Она сидела, глядя в одну точку, а Роберт, подперев ладонью щеку, нагнулся к ее уху и шепнул:
— Так вы меня совсем-совсем больше не любите? Она встала и пошла к раздаточному окошку.
— Да что ты к ней привязался? — спросил Трулезанд, вернувшись.— Она ведь не вредная. Раз уж согласилась с этой посудиной по городу шагать, значит, наверняка не вредная.
— Салфеточка,— ответил Роберт,— серебряная ложечка, а где же вазочка с водичкой для пальчиков? Да-да, у них это заведено, а когда окунают в нее ручки, кажется, сейчас на пианино играть
* Друзей (исп.).
начнут. Ингина мамаша тоже так делает. Трулезанд весело ухмыльнулся.
— Хочешь, я тебя сейчас научно разоблачу?
— Давай-давай.
— Я буду опираться на доклад, который назывался: «Человек и окружающие его условия». Ну, название-то ничего никому не говорит, но сам доклад был убедительный. Я уж не помню, как там все по порядку, но одно нам стало ясно: как бы человек ни поступал, он поступает так не с бухты-барахты. На все есть причина. А если кто ведет себя чудно, то и для этого есть научное объяснение. Если, к примеру, человек лупит своих младенцев, хоть они пикнуть не смеют, так это, может, оттого, что он жены боится. Может, она сильнее или по вечерам всегда усталая, ну и все такое... понял?
— Про доклад-то понял, но при чем тут фрейлейн Шмёде?
— А вот при том. Она и есть те младенцы, которых ты лупишь.
— Она — те младенцы, которых я... а кто же тогда... хм... Трулезанд быстро встал:
— Вон Вера и Роза, спрошу-ка я у них про биологию.— Он пересек зал и крикнул: — Эй, девочки!
Роберт угрюмо взглянул на чужого студента, тотчас севшего на освободившееся место, и стал задумчиво рассматривать свой ( уп. «И не поздоровается, зазнайка эдакий,— подумал Роберт.— (Серебряные ложки с собой таскать умеют, а здороваться не умеют. Нет, у него, оказывается, ложка оловянная, но здороваться и он не умеет. Даже дурацкий свой берет не снял, зазнайка несчастный, а-а наконец-то, самое время, у нас небось сеанс телепатии, а он не иначе ясновидец, только ясновидец может догадаться, что за столом береты снимают. Сегодня тут, кажется, одни ясновидцы собрались, и Трулезанд тоже из их братии. И какое ему дело, каких младенцев я луплю и почему, и что он ко мне привязался со своими психовыкрутасами и дурацкими полупереваренными докладами о человеке в определенных условиях, когда я дразню Шмёде ее серебряной ложкой? Может, он влюбился в нее, может, чувствует колики в животе, как взглянет на нее,— надо его предупредить, надо ему сказать: беги, Трулезанд, тебе машут салфеткой и пожарной юбкой, ее отец не нас юр, зато торгует бакалеей, он жаждет возврата колоний, а она хочет послушного мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138