У нас прежде всего появились статьи, трактующие тип человека вообще, начиная от португальского таможенника и кончая феодалом-левшой из Лондона, далее мы получили обстоятельный портрет чудесного человека из Зуля, обладающего уже чертами нового, чего не оплатить какими-то капиталистическими пенни. Но что для нас превыше всего, дорогие товарищи и коллеги: мы извлекли отсюда неоценимый урок!
— Ну, товарищ Мюнцер,— прервал ее Главный III,— нам, правда, не следовало бы столь долго задерживаться на комплексе идей о человеке нового типа, но если в них заключен урок, то выделим для него время, ибо я неустанно повторяю: учиться нам всем и всегда полезно. Что же это за урок на сей раз?
— Минуту,— объявила Пентесилея,— сейчас скажу. Но прежде еще кое-что: меня порадовали твои слова; меня порадовало, что ты сказал — учиться нам всем и всегда полезно. Именно когда их говоришь ты, меня они особенно радуют. Меткие слова! Теперь вернемся к уроку. Мы с вами поняли, каким важным может быть пункт «разное». От нас едва не ускользнуло крошечное сообщение экономической службы АДН, если бы — вот тут-то собака и зарыта, вот тут-то сказывается школа,— если бы Давид не приметил его своим острым глазом. Давид, должна тебе сказать: у тебя верный глаз на потенциальные возможности. Если бы это не было противно моей природе и если это вообще не было противно самой природе, я сказала бы: у тебя есть щуп будущего.
— Прекрасно,— согласился Преемник III,— мы тебе весьма благодарны, товарищ Мюнцер, и я попытаюсь увязать твое выступление со следующим вопросом. Я все равно еще раз хотел взять слово по пункту «разное», а теперь мне легче увязать эти вопросы. По совместному решению соответствующего отдела высших инстанций и Объединения народных предприятий отныне в выходных данных «Нойе берлинер рундшау» произойдут некоторые изменения, что, понятно, повлечет изменения и в структуре нашего предприятия. Для того, чтобы поднять эффективность нашего журнала, более четко координировать нашу работу с работой других органов печати, обеспечить еще лучшее взаимодействие всех отделов, повысить оперативность и усовершенствовать руководство, ответственная должность главного редактора будет подкреплена назначением заместителя, имя которого в качестве такового будет отныне стоять в выходных данных «Нойе берлинер рундшау». Всесторонне обсудив этот вопрос, мы приняли решение назначить заместителем главного редактора многолетнего сотрудника журнала НБР, органа нашей социалистической прессы, коллегу Давида Грота. Я выражаю ему свои сердечные поздравления и надеюсь, что в дальнейшем мы будем работать вместе так же дружно!
Все зааплодировали и не поскупились на вольные словоизлияния, каждый сообразно своему темпераменту. Иоганна чмокнула Давида в щеку, перепугав его этим до смерти, а Карола Крель смастерила огромную бумажную розу.
Габельбах являл собой редчайшее зрелище умиленного Га-бельбаха, но, осознав свое состояние, тотчас взял себя в руки и процитировал сообщение корреспондента Франца Германа Орт-гиза о вопле скорби, который издал король Швеции при виде вражеских укреплений под Пенемюнде: «Неужто господь отвратил лицо свое от меня?» Затем он сдержанно пожал Давиду руку.
А Давид только и сказал:
— Это надрывает мне сердце!
9
Весьма и весьма поучительно, что тот или иной случай, ту или иную историю или просто фотографию можно назвать неслыханной, и кто-то будет при этом подразумевать одно, а кто-то другой — совсем другое.
Однажды случилась неслыханная история, какой не случалось за все истекшие дни до того самого дня, когда и произошло это неслыханное событие. А если подобная история когда-то и случалась, нам о ней ничего ровным счетом не известно.
Затем, однако,— одновременно или позднее, трудно сказать,— слово «неслыханная» обрело дополнительный смысл, таящий в себе негодование: неслыханная история была-де начисто лишена моральных устоев и даже противна добрым нравам.
Подобный двойной груз одних и тех же пяти слогов заставляет задуматься и дает повод к подозрениям, которые могут быть порождены завистью или неприязнью: не является ли в конце концов этот двойной смысл вопросом восприятия? Не могло ли случиться и так: для негодования достаточно было чего-то непривычного? Непривычного, нового, идущего вразрез с опытом, вкусами, обычаями и традициями? Представляет ли собой то или иное событие, или происшествие, или хотя бы фотография нечто неслыханное в моральном смысле только потому, да, именно потому, что они в другом, временном, смысле представляли собой нечто неслыханное?
Представляли? Или представляют?
Фотографии Франциски были неслыханными, и происшествие, о котором она рассказывала по поводу одной из них, тоже было неслыханным, неслыханным было и событие, о котором Франциска узнала при неслыханных обстоятельствах.
Она, надо сказать, собиралась рожать, обстоятельство, правда, весьма естественное, но естественно также, что в подобные минуты тебя ограждают от душераздирающих историй, и потому неслыханное дело, что сестра Туро рассказала Франциске свою душераздирающую, в самом ужасающем смысле слова, историю именно во время родов.
История была любовная, связанная с волосами сестры Туро, а фотографии Франциски были связаны с рождением ее сына, все же, вместе взятое, казалось невероятным.
Фран достаточно хорошо знала жизнь, чтобы не быть мечтательницей, и священный трепет был ей чужд, и все-таки, садясь с чемоданчиком в такси, она испытывала странное чувство, пытаясь поддержать свой дух, она, назвав адрес, добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149