Не хотела женщина сюда идти жить, и я временно переселился к тестю. Утрясется все это, родится у нас ребенок, и мы сюда переберемся. Что в этом ужасного, отчего это я предал, бросил, забыл родителей, где тут неуважение и все те бесчисленные обвинения, которые вы мне предъявляете? Ведь обещал я вам, что вернусь обратно?
— Вернешься? — свел брови Годердзи и засмеялся нехорошим каким-то смехом.
Малало от этого смеха дрожь пробрала. Она еще никогда не слышала, чтобы муж ее так смеялся — зло, издевательски. Годердзи-то вообще редко смеялся, но так? Так, наверное, черти в аду смеются.
— Да, вернусь...
— Нет, брат, больше не возвращайся. Это тебе не игрушки.
— Как это не возвращайся?
— Да так, как я сказал, и все!
Это «все» Годердзи произнес в точности, как Исак Дандлишвили. И, словно ему самому понравилось, повторил:
— Все! Все!
С этим он повернулся на бок спиной к сыну. Малало полулежала поперек кровати, лицом уткнувшись в
одеяло.
Малхаз совершенно растерялся, не знал, что делать. Хотел было сказать что-то, но раздумал. Прошелся раз-другой по комнате — туда, сюда, потом вышел и затворил за собой дверь. Ушел, не прощаясь, слова не сказав.
Малало была меж двух огней: с одной стороны сын, с другой — муж.
И поплакать-то не могла, боялась, как бы ее слезы не подействовали плохо на Годердзи. А плакать так хотелось!..
Еще ей хотелось броситься в ноги сыну, потом — мужу, просить, умолять обоих помириться, как-нибудь да заставить их помириться, клятву с них взять, чтобы не ссорились впредь. Но она и звука не издала, с места не сдвинулась — боялась, как бы не вызвать гнев Годердзи.
Дорого ей обошлась эта ее выдержка! Впоследствии она все угрызалась, негодовала на себя за свою нерешительность и пассивность: ведь, может быть, если бы она чуть больше постаралась, отец с сыном не расстались бы так плохо.
В какой-то момент ее охватило отчаяние. «Все кончено,— подумала она,— с этих пор Малхаз не переступит порог отчего дома».
Только ошиблась Малало.
На следующий же день, когда она, покончив с небольшой стиркой, развешивала белье на протянутых вдоль лоджии нейлоновых веревках, в калитку вошел Малхаз.
Первым ее порывом было броситься в спальню к Годердзи и сообщить радость — возвестить о приходе сына. Но Малхаз сделал ей знак рукой — постой, мол, подожди. Видно, угадал ее желание.
— Мамочка, спустись, разговор у меня к тебе,— негромко сказал он, приблизившись к дому.
Малало немедленно спустилась по лестнице и завела сына в залу первого этажа.
И мать и сын не садились, стояли на ногах, оба были заметно взволнованы.
Малхаз заранее обдумал, что и как он должен сказать матери, но в последний момент передумал и решил говорить коротко и без обиняков.
— Мамочка, у меня одна просьба, не откажи...
Малало выжидающе молчала и смотрела на него. Только теребила пальцами бахрому своей шали. В другое время она бы встрепенулась, обласкала бы сына, подбодрила, помогла бы ему сказать, что он хотел.
Малхаз, видно растерявшись, тоже молчал.
— Ты про нас вспоминаешь только тогда, когда ТЕБЕ трудно. И сейчас, верно, ЧЕГО-ТО просить ХОЧЕШЬ, а до отца тебе И дела НЕТ, НЕ ОТЕЦ ТЕБЯ заботит,— заговорила с упреком Малало. -
— И ты заразилась от отца этой подозрительностью?
— А почему ты НЕ спрашиваешь, как твой ОТЕЦ? Разве ты НЕ знаешь, что сердечники в эту минуту хорошо СЕБЯ чувствуют, а в следующую — при смерти могут оказаться?
— Что, ему плохо? — в ГОЛОСЕ Малхаза прозвучала тревога.
— Эх, сын мой, поздно, поздно ты вспоминаешь об ОТЦЕ. А ОТЕЦ у ТЕБЯ хороший. Когда нас НЕ станет, тогда ты узнаешь нам цену.
— Как он? — повторил вопрос Малхаз.
— Сейчас вроде бы НИЧЕГО... Ну ладно, говори быстрее, ЧЕГО ты ХОЧЕШЬ, пока он меня НЕ позвал, НЕ МОЖЕТ ОН ДОЛГО один оставаться!
— Мама, уговори еГО купить МНЕ машину.
— Машину? Да ведь он еще недавно хотел машину купить, ты не дал. А теперь сам просишь?
— Тогда другое было. Если бы тогда купили, были бы неприятности.
— А теперь-то что ИЗМЕНИЛОСЬ?
— Теперь Сандра на СВОЕ ИМЯ купит, будто нам в подарок, МНЕ и МОЕЙ ЖЕНЕ, поняла? «Жигули» мы хотим, последнего выпуска.
— Вот пусть Сандра и покупает, кто ему мешает, или нету у него?
— Э-э, купить нам отец мой должен, просто чтобы лишних разговоров не было вокруг, ни об отце, ни о нас, скажем ВСЕМ так, что, мол, Сандра на свои сбережения купил, поняла теперь?
— Да, поняла. Деньги чтобы наши, а имя — Сандры. За то и бранил тебя вчера отец, что ты имени его стыдишься, а получить от него все хочешь...
— Это упреки недоверчивого человека, и больше ничего. Вот скоро вы увидите, что дело вовсе не так обстоит, как думает он. Но еСЛИ в нашей жизни не схитришь иной раз, она тебя на вертел наденет и сердце ножницами искромсает на такие клочки, что и не соберешь.
Малхаз разохотился разговоры вести. Он обнял мать за шею обеими руками, ласково заглядывал ей в глаза и говорил с ней так, как старый учитель с любимым учеником. Это он умел: коли чего-нибудь душой захочет, примется мать обхаживать и столько ее уговаривает да заговаривает, пока не заставит по-своему сделать.
— Скажу я ему, может, и согласится.
Малхаз расцеловал мать и, довольный, скрылся за воротами.
Годердзи сидя читал газету.
Малало на цыпочках приблизилась к кровати, глянула на газету, узнала: это был тот самый номер «Комунисти», который он с таким интересом читал в прошлый раз. Еще она увидела, что он изучает ту же самую статью на последней странице.
— Что скажешь нового? — спросил Годердзи, сложил газету и положил под подушку.
— Да что ж, ничего такого нет, что бы стоило тебе рассказывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152