Потому-то жениховство Малхаза окрылило его, и удачное устройство судьбы дочери он решил отметить «на высшем уровне».
За несколько дней до свадьбы он сказался на работе больным (благо все знали, что у него грыжа, единственная его болезнь) и сел на больничный. Дома он устроил целый «штаб», учредил «оперативный отряд» для подготовки к грандиозному свадебному пиру. Председатель колхоза был человек обстоятельный, масштабный и предприимчивый.
Одного из своих присных, дошлого и пронырливого хозяйственного работника, он отправил в Тбилиси за балыком, тешкой, черной и красной икрой. Ему же поручено было привезти оливки и маслины. Второго верного человека отрядил в верховья Арагви — за грузинской форелью, притом наказал ему меньше одного годори1 не привозить. С летних пастбищ были пригнаны две упитанные телки, в Гуджарети куплены десять поздних ягнят, осетинам из Летэти было заказано сварить осетинское пиво, а также напечь осетинское хачапури-хабизгини. Сыр-гуда привезли из Тушети. В Гардатэни был закуплен объемистый квеври2 прославленного белого вина атэнури, а в Хидистави — еще один квеври, так называемого царского красного.
Остальные припасы были самебские, а уж лучше, чем в Самеба, не сыскать было овощей, орехов и фруктов. Разумеется, не забыта была и рыба-цоцхали из вод благословенной матери-Куры: на рыбалку были отправлены два искусных рыбака под началом Сандалы, и рыбачили они целых три дня.
Ершистый был человек Сандра и заносчивый, во что бы то ни стало хотел подать гостям вино лучше Годердзиева тавквери и стол накрыть богаче, обильнее, чем у Годердзи накрывались.
1 Г о д о р и — плетеная корзина конической формы.
2 Квеври — зарытый в землю большой глиняный чан для вина.
Не зря старался Сандра — на свадебном пиру только птичьего молока не хватало...
Хотел Сандра дать щелчка свояку, да только свояк, собачья морда (так он его прозвал с первого же дня), будто назло, занемог и брякнулся в постель!
Три дня ходуном ходил дом Сандры. Кутили напропалую, да не просто кутили: приглашенные из Гори знаменитые певцы услаждали слух гостей благозвучными застольными и свадебными песнями, старинными песнопениями.
Цицишвилевские «Мравалжамиэри» и «Шэвкрат цитэли» разносились далеко-далеко, до самых триалетских теснин и берегов бурной Дзамы. Исполнение этих двух песен, особенно любимых в Самеба, хозяин поставил условием, и певцы, ничего не поделаешь, срочно разучили и включили их в репертуар.
Дудукистов привезли из Тбилиси — разве где-нибудь найдешь лучше! — хотя их приезд и влетел Сандре в хорошую копеечку.
Только Сандра с расходами не считался. «Более великого дня у меня не будет, - постановил он,— я-то ведь так и не удостоился свадьбы, и сам нищий был, и времена тогда были — унеси мое горе, потому сейчас я все вместе праздную — и свою несыгранную свадьбу, и свадьбу дочери».
В «оперативный отряд» он включил двух своих братьев и двух жениных, ближайшего соседа и одного родственника, проживавшего в Тбилиси. Всем шестерым он задал такого жару, так их загонял, всю душу вытряс.
На самой свадьбе тяжелее всех пришлось дорогому зятюшке,— Сандра ни на шаг его от себя не отпускал.
Стоило Малхазу хоть на короткое время отлучиться, выйти из-за стола, он тотчас его спрашивал, тотчас за ним посылал, велел привести сию же минуту и снова усаживал рядом с собой.
Малхаз должен был пить то, что пьет Сандра, из такого же сосуда, что и Сандра. А ведь для того, чтобы пить, как Сандра, надо было такой же винной бочкой быть, как он, а ему в целой Картли не сыскать было равного.
Но самым неприятным в сидении рядом с Сандрой было то, что, войдя в азарт кутежа, он обычно лез целоваться. Захмелев, он начинал обнимать и лобызать в губы сидевших ошуюю и одесную от него и не давал несчастным покоя до самого конца застолья. В знак горячей любви и дружбы он то и дело прижимал их к своей могучей груди, едва не сворачивал им шеи, громко, со смаком, чмокал то одного, то другого. А в ручищах была у него такая сила, что он буйвола бы играючи задушил...
Из-за этого сидеть рядом с ним все старательно избегали. Обычно, узнав, что на кутеже будет присутствовать Сандра, каждый заблаговременно старался занять место подальше от тамады (если Сандра присутствовал за столом, разве уступил бы он кому-нибудь тамадовство!). И горе тому, кого он избирал своей жертвой— иначе говоря, хотел упоить!..
И вот в течение целых двух недель свадьбы мишенью Сандры оказался Малхаз, и он до того измотал, до того задергал зятя своей любовью и вниманием, требованиями пить с ним наравне, что бедный Малхаз стал все равно как тряпичная кукла,— Сандра, точно паук, высосал из него все силы.
Малхаз никогда не отличался шустростью. Медлительный и степенный, он не любил спешки и не умел торопиться, а уж затруднение какое-нибудь или волнение еще более замедляли его мысль и пульс.
За свадебным столом ему пришлось как никогда тяжко, и он покорился тестю, послушно следовал его воле.
Хотя он и знал про себя, что вся эта кутерьма — дело временное, настанет час, и он несомненно оборвет поводья Сандры, как ранее разорвал цепи Вахтанга Петровича. Но пока что далеко было до желанной свободы, и семейка Эдишерашвили, вернее, двое ее представителей доканывали его.
Днем папочка покоя не давал, ночью — дочка.
Единственной отрадой и отдохновением молодого зятя стало сидеть на своем балконе и глядеть на расстилающийся перед ним ландшафт.
До сих пор Малхаз и представить себе не мог, что Самеба так красиво и что есть в нем такой божественный уголок, как Кошкеби (Эдишерашвили жили в этом районе).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152