В тот вечер он почему-то вспомнил Тэдо Корсавели, бывшего секретаря Кутаисского горкома, с которым пришлось хлебнуть немало горя, но который и положил начало его продвижению по партийной работе — именно он перевел молодого энергичного комсомольского деятеля в Кутаисский горком.
И к вину его приохотил тоже Корсавели — сам-то Корсавели порядочный был выпивала и кутила и чуть не споил нашего Вахтанга Петровича.
Поздним вечером, закончив рабочий день, Тэдо со своими собутыльниками закатывался в ресторан: либо в Балахвани, либо на Мцванэ Квавила, ведь у него в каждом квартале Кутаиси были друзья-приятели, свои люди, нынче он пировал на Архирейской горе, завтра — на Сапичхиа, и повсюду возил с собой Вахтанга Петровича.
Эх, золотое времечко было, золотое!..
Хваленое кутаисское хлебосольство выковало и закалило Вахтанга Петровича. Там в бесконечных застольях завершилось его становление. Он и поныне плачет по Кутаиси и кутаисским кутежам, и где бы ни находился (а судьба куда только его не забрасывала!), в Душети или Цитэли-Цкаро, в Местиа или в Ланчхути, в Кеда или Поти, всюду вспоминает он Кутаиси, и всюду поднимает бокал в его честь... И не раз кажется ему, будто сидит он в знаменитом кутаисском духане у Белого моста над самым Риони и глядит на шумную бурную реку...
Эгей, как много времени прошло!..
Эгей, как разбросала жизнь друзей его юности! Где вы теперь, годы золотые, ребята удалые?! Да и какие уж вы ребята, каждому небось за шестьдесят! О-о, время, время, как ты неумолимо!..
Долго бродили они по пустым ухабистым улицам Самеба и под конец подошли к коттеджу Вахтанга Петровича.
Секретарь жил в центре. В бывшем школьном саду, за зданием райкома стоял двухэтажный дом. Перед домом был разбит цветник, который отделяла от улицы невысокая кирпичная ограда. Вахтанг Петрович присел на выступ ограды, вытянул ноги (устал от ходьбы) и вдруг спросил своего спутника:
— А что, товарищ Малхаз, если мы вас и вправду переведем в райком?
Вопрос для Малхаза был неожиданным, но лишь в данную минуту, ибо сам он не раз о том помышлял, а в последнее врем даже и мечтал. И когда Бежико за столом открыто заговорил на эту волнующую тему, у Малхаза сердце екнуло.
Сейчас тоже у него все внутри перевернулось. Радость захлестнула его с головой, сердце подкатило к самому горлу.
Но разве Малхаз был бы Малхазом, если бы выдал свои чувства! Опустив голову и потупив взор, молча стоял он перед Вахтангом Петровичем и изучал парусиновые туфли секретаря.
Вахтанга Петровича обрадовало молчание Малхаза. Он ведь все опасался, как бы молодой человек не оказался нетерпеливым и поспешным, как бы не принял его предложения вот так сразу, с ходу.
Да, выдержка Малхаза понравилась секретарю, и про себя вопрос он уже решил.
— Что задумался, юноша, или затрудняешься с ответом?
— Да, батоно Вахтанг, очень даже затрудняюсь...
— Отчего же, дорогой, не партийная ли работа является венцом всего?
— Это, конечно, верно, однако меня привлекает педагогическая деятельность. Я очень люблю школу, работу с детьми...
— Вот и хорошо! Мы тебя направим по линии школьного образования! Народное образование очень ответственный участок партийной работы. Здесь нам необходимы именно те люди, которые знают и любят школу...
— Батоно Вахтанг, дайте мне немного времени, чтобы подумать... не заставляйте решать сразу...
— Хорошо, думай до завтра, а завтра в два часа дня жду тебя в райкоме.
Той ночью оба долго не спали, оба беспокойно ворочались в своих постелях.
Малхазу не спалось от радости. Судьба, которую он только и укорял за дурное к себе отношение, нынче повернулась к нему лицом. Он был уверен, что работа в райкоме — это нечто вроде золотого ключика, трамплин для быстрого и несомненного преуспеяния.
Секретарь представлялся ему человеком, который не стал бы долго мариновать в райкоме такого масштабного работника, каким Малхаз себя мыслил. И, конечно, его вскорости переведут в Тбилиси на руководящую должность, а там... ах, если бы и там у него появился покровитель!..
У Вахтанга Петровича же возникла еще одна, весьма завлекательная идея. «А что, если женить этого бугая на моей Лике? — подумал он.— Парень и собой хорош, и, видать, разумный, не чета всяким вертопрахам, и семья у него состоятельная... хо-хо, дай бог, какая состоятельная! Единственный сын... Я проторю ему
дорожку в городе, а здесь, в районе, папенька не поскупится. Материальная база семьи будет обеспечена.
Если я или Малхаз оступимся, Годердзи нас поддержит. У него, брат, мошна тугая, не приведи бог, конечно, но если я на чем-то шею себе сверну, он до конца дней всех нас прокормит»,— размышлял Вахтанг Петрович, рассчитывая и прикидывая дальнейшее. И чем больше он над этими своими планами думал, тем больше они ему нравились.
Идея эта возникла у него, правда, не сейчас, но поначалу она явилась как нечто туманное и аморфное, а в ту ночь все эти мысли так четко оформились и так властно им завладели, что стало ясно: теперь уж он не успокоится, пока не осуществит задуманного.
Совершенно очевидно, что Лике нужен рассудительный, уравновешенный муж — именно такой, как Малхаз. Она взбалмошна, капризна, несдержанна в гневе... Никто, кроме деревенского парня со здоровой нервной системой, ее не выдержит. А этот Малхаз производит впечатление терпеливого, надежного и основательного человека. Вероятно, как любому пробивному провинциалу, и ему не чуждо честолюбие, но что ж, это-то как раз и хорошо...
Вахтанг Петрович прекрасно знает нрав честолюбцев. Он этому увальню такие сети расставит, такую приманку подбросит — Малхаз превратится в сплошное желание схватить эту приманку как можно скорее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152