Правда, Малхаз уже не выступал на собраниях и совещаниях с былым апломбом и негативные явления не критиковал более с прежним жаром. После столкновения с урбнисцами он стал более осторожным, более гибким, но тем не менее в Самеба все знали, что Малхаз — активный сторонник борьбы с негативными явлениями, непрестанно проповедующий необходимость их искоренения.
Годердзи остро переживал, что сын, несмотря на некоторую благодатную перемену, продолжал сторониться родителей и дом оставался для него чужим. К тому же возникло одно щекотливое обстоятельство, неприятно удивившее Годердзи.
Именно в ту пору до Малало и Годердзи дошел распространившийся в Самеба слух о том, что Малхаз женится на дочери председателя колхоза, Сандры Эдишерашвили.
Не понравилось это дело Годердзи: дочь Эдишерашвили, как поговаривали, была девица не только бойкая, но и хорошо погулявшая. Правда, Эдишерашвили были люди уважаемые, да и Маринэ — дочка, значит,— собой была хороша, но как ни верти, а все же, верно, не зря говорится, что дыма без огня не бывает...
Но при всем этом Маринэ Эдишерашвили была истинной дочерью Самеба. Каштановые волосы пышной гривой лежали на сильных ее плечах. Белокожее лицо с крупными красивыми чертами освещали большие лучистые медовые глаза. Походка у нее была горделивая, она ходила, чуть склонив голову набок, отчего на шее под подбородком образовывалась небольшая складочка, и эта вот чуть склоненная набок голова и складочка на шее делали ее похожей на птичку.
И хотя она была в том возрасте, когда женщина начинает полнеть, на ее высокую грудь и крутые бедра заглядывались не только молодые неженатые парни, а и у степенных мужчин шеи набок сворачивались.
Она была единственной дочерью и очень балованной. Отец ее, Сандра, чуть не самый известный человек во всем районе, и мать были Героями Социалистического Труда. Жили они зажиточно, в полном достатке.
Почетный человек был Сандра Эдишерашвили. Депутат Верховного Совета республики, Герой Соцтруда, вся грудь в орденах. Месяца не проходило, чтобы про него не писалось в газетах и не говорилось по телевидению.
Маринэ окончила Тбилисскую консерваторию и работала директором самебской музыкальной школы. Она была на два года старше Малхаза, но до сих пор все никак не могла найти подобающего жениха.
Услышав новость, Годердзи только руками развел и со вздохом проговорил:
— Что он творит, этот парень! С одной стороны, я тут в таком положении, с другой — Вахтанг Петрович все еще не переварил эту историю, и сам он тоже еще не знает, как пойдут его дела при новом начальстве, и на тебе, жениться, видите ли, надумал! Как говорится, свет переворачивался, а верблюд продолжал плясать. Так и он, пляшет, словно верблюд, сукин сын!
— Может быть, он потому на ней хочет жениться, что отец у нее влиятельный,— высказала предположение Малало. По всему видно было, что и новая невеста сына пришлась ей не по душе.
Слова Малало запали Годердзи в сердце.
«И правда,— подумал он,— может, именно потому Малхаз и затеял это дело? У него ведь мозги так устроены, что он зря, без своей выгоды, шагу не ступит».
— Послушай, может, ты бы узнала, чего мальчик хочет?
— Думаешь,- так это просто узнать?
— Непросто, знаю, потому тебе и говорю.
Однако, против ожиданий родителей, узнать, чего Малхаз хочет, оказалось не так-то трудно. Вернее, сам он открыл и свое желание, и цель.
Стояла отличная погода.
Небо было ясное и чистое. Ни облачка не омрачало небосвод.
Февраль подходил к концу. Солнце набирало силу. Снег стаял даже в тенистых низинах.
Ветки напитанных влагой деревьев потемнели, готовились к рождению почек.
В небе летали дрозды, рассевшиеся по плетням воробьи чирикали веселее, по-весеннему.
Скотину выпустили из хлевов в загоны. То и дело ревели быки, мычали коровы.
В чистом прозрачном воздухе звуки разносились далеко-далеко. Это тоже было признаком весны.
Где-то тарахтел трактор.
Со станции все еще холодный ветерок доносил свисток маневрового тепловоза.
На кухонный балкон Малало вынесла мангал, разожгла огонь и принялась опаливать свиную голову и ножки для маринада. Маринад этот, так называемый мужужи, был излюбленным кушаньем Годердзи. Бывая на базаре, он никогда не упускал случая купить свиную голову и ножки, если подворачивались, и даже зная, что дома они уже есть, все равно покупал и отсылал с кем-нибудь жене. И на этот раз вот прислал со сторожем.
У ворот раздались громкие голоса, веселый смех. Один голос Малало тотчас признала — это был голос сына. Давно не слышала его Малало таким веселым.
Она даже удивилась, оставила свое занятие, торопливо прошла на большой балкон и глянула оттуда во двор.
Малхаз, оживленный, раскрасневшийся, в пальто нараспашку, чуть не бегом направлялся к дому, увлекая под руку какую-то девушку.
Девушка, рослая и крупная, была без головного убора, в черной меховой шубе тоже нараспашку.
Малало бросились в глаза ее высоченный бюст и толстые колени, выглядывавшие из-под короткого платья. Высокие лакированные сапоги туго обтягивали массивные ноги. А шагала она так широко, что ей бы позавидовал хороший скороход.
«Где он выискал эту кобылу?» — с неудовольствием подумала Малало.
Малхаз, увидев стоявшую на балконе мать, весело окликнул ее:
— Мамочка, пожалуйста, спустись к нам сюда!
— Ой, да как же я спущусь, в шлепанцах-то...
— Нет, нет, не спускайтесь, тетушка Малало! — крикнула тут эта, толстоногая.
— Мамочка, если ты меня любишь!..— Малхаз скорчил точно такую просительную гримасу, как в детстве, и в знак мольбы двумя пальцами оттянул кожу на шее, под подбородком,— если любишь, мамочка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152