— Спустим на нее этого красавца мужчину! — Он поправил на мне ремень, одернул гимнастерку и хлопнул по спине: дескать, не сутулься, Пересыпкин, держи хвост морковкой...— Вся надежда на тебя! — сказал он, глядя мне в глаза, и расхохотался. Он пытался замаскировать как-то свою неловкость, оттого и петушился.
Полтавцев подал знак Петрову.
И повторилась сцена похода через весь зал к сидящей на лавке женщине и постыдное возвращение. С той только разницей, что на этот раз исполнителем был не Полтавцев, а коренастый, круглый как мяч Матюшин.
Матюшин тоже промаршировал перед нами, выпятив грудь и задрав подбородок так, словно был не в клубе на танцах, а на плацу обучал новобранцев.
Все следили за ним. В зале царила напряженная тишина.
Когда Матюшин поклонился женщине и протянул ей руку, Петров опять прервал на мгновенье игру и, тут же растянув гармонь во всю ширь, заиграл медленное, удивительно мелодичное танго.
Мне показалось, что на этот раз женщине было неловко отказывать, но она даже не встала, только, вытянув шею, сказала что-то Матюшину, и посрамленный старший лейтенант покатился к нам в угол.
Обратный путь он проделал гораздо быстрее, так часто семеня своими короткими ножками, словно ступал по льду и боялся, что лед проломится.
Полтавцева ничуть не огорчило поражение старшего лейтенанта.
Напротив, он даже обрадовался и, похохатывая, обернулся к сержанту Михайлову:
— Ну, Женечка, будь молодцом! Ты только как-нибудь подними ее, от лавки оторви, а остальное я беру на себя.
Петров и этот танец закончил пораньше. Он знал, что капитан так легко не отступится и бросит в атаку Михайлова. Так оно и случилось. Полтавцев силой погнал молодого сержанта в угол, где сидела неприступная красавица.
Михайлов шутя перекрестился и, всем видом выражая вежливость и сдержанность, пошел. Присутствующим в зале все больше нравилось это неожиданное представление, они с интересом ждали, что же будет дальше.
Точно так же, как и его предшественники, Михайлов пригласил заупрямившуюся женщину. И все остальное тоже в точности повторилось.
Но сержант не растерялся: получив отказ, он тут же подхватил прежнюю партнершу и скользящим шагом ступил в круг.
— Эх, была не была! — проговорил тогда Полтавцев и, по своему обыкновению поводя плечами, с гордым и независимым видом во второй раз направился к красавице, которая из-за непрекращающихся атак вдруг сделалась центром внимания всего зала.
Только капитан наклонил свою чубатую светловолосую голову, Петров заиграл его любимый вальс «Амурские волны», заиграл с таким чувством, что устоять на месте было просто невозможно.
Но эта удивительная женщина обошлась сурово с упрямььм капитаном. Она даже не шелохнулась, только коротко сказала ему что-то.
Капитан явно растерялся. Вся спесь сразу же слетела с него. Он стоял, уронив плечи (что очень редко с ним случалось), не зная, вернуться к нам или остаться и попробовать завязать беседу.
Петров прервал игру, снял гармонь и поставил на пол.
— Нет! — крикнул ему капитан, еще раз давая почувствовать, что он здесь самый главный и почетный гость.— Играй! Теперь очередь Пересыпкина!
Он повернулся на каблуках, быстро подошел ко мне, схватил за руку и, вытолкнув на середину зала, громко крикнул:
— Ну-ка, теперь ты попроси эту... эту дамочку. Может, хоть с тобой она станцует.— И расхохотался.
Я растерянный стоял посреди зала и не знал, что делать. Верно, вид у меня был достаточно смешной, потому что там и сям раздались смешки, а потом поднялся хохот.
Скоро уже весь зал хохотал от души.
Громче других смеялся Полтавцев. Он не смеялся, а фыркал и ржал как конь.
«Ладно,— подумал я.— Посмотрим, кто из нас смешнее...» И, еще не зная, что буду делать дальше, неожиданно даже для себя вскинул вверх обе руки.
Гармонь Петрова смолкла. Стало тихо. На мгновенье замолчал даже Полтавцев.
Тогда я резко наклонился, изо всех сил звонко шлепнул себя по голенищам сапог и, разведя руки, притопывая, вприсядку пустился в пляс и направился к углу...
Сукин сын Петров сразу сообразил, что к чему, и, с ходу подхватив, заиграл в такт «барыню». Зал одобрительно зашумел и захлопал в ладоши, да так дружно, что я диву дался.
Петров, не давая мне передохнуть, растянул свою гармонь и залился, заперебирал, да так лихо, бойко, разухабисто, что я чуть не задохнулся с непривычки.
...И случилось неожиданное.
Она, весь вечер просидевшая на лавке, вдруг поднялась, выпрямилась, сбросила с плеч платок и выплыла в круг, точно ладья в море.
Зал сперва взревел в один голос, потом грянули в ладоши — чуть крыша с клуба не слетела! Поднялся свист, рев и притопывания. Казалось, все вокруг посходили с ума...
Я вприсядку шел за этой удивительной женщиной, изо всех сил молотил по бедрам и голенищам, лихо присвистывая, и кружил вокруг нее, кружил, как бабочка вокруг огня...
А женщина эта, похожая на царицу, плавно плыла передо мной, подняв голову и широко разводя свои крупные полные руки. Ростом она была почти с меня, не очень полная, с округлыми прекрасными формами. Лицо белое, бледное, отчего чернота ее бровей и глаз казалась особенно резкой, на губах играла улыбка, голова слегка закинута...
Словом, передо мной была настоящая русская красавица!
Коли б в ту минуту ко мне пристали с ножом к горлу, я все равно утверждал бы, что красивее нет никого на свете. Я и представить себе не мог, чтобы чей-нибудь танец мог так захватить душу...
Устав, она низко поклонилась мне и пошла в свой угол.
Пока она шла и потом, когда села на лавку, восторженный рев и рукоплескания не смолкали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114