уже стоял полдень, и я сильно опаздывал. Солнце пригревало изрядно. Я расстегнул тулуп, распахнулся и зашагал дальше.
Мартовский день сверкал ослепительно ярко, а небо было напоено такой голубизной, что казалось южным.
В воздухе чувствовалось дыхание весны. Деревья стряхнули с ветвей снег и на фоне слепящей белизны чернели особенно резко. Верхушки стоящих на пригорке обнаженных берез едва заметно желтели... По чистому небу скользили белые облака. Стоило подольше задержать на них взгляд, как чудилось, что земля уплывает из-под ног.
Впопыхах я не замечал ни усталости, ни расстояния.
Вот уже и горка недалеко: за ней я надеялся увидеть наш бронепоезд. Одолею кручу, перевалю через округлую вершину и буду на месте...
Вдруг я почувствовал, что шагаю по воде. Валенки зачавкали, захлюпали и заметно отяжелели. Глянул под ноги — мать честная! Под мартовским полуденным солнцем лед начал подтаивать, кругом стояла вода... Меня аж передернуло от страха. В горле пересохло.
Окажись я в окружении немцев, это не так напугало бы меня: людей можно одолеть смелостью или хитростью, но стихию!..
Вместе со страхом пришли сожаления: если б я ушел от Ирины пораньше, когда лед на озере был еще прочным после морозной ночи, этого бы не случилось. А теперь каждый мой шаг мог оказаться последним!
И когда! Когда жизнь должна была начаться заново...
Я отчетливо представил себе свое положение: несколько сантиметров льда отделяли меня от студеной зеленой воды... По спине у меня поползли мурашки, волосы встали дыбом.
Чем дальше я продвигался, тем глубже становилась вода. И все громче скрипел и потрескивал лед.
Кто слышал эти леденящие кровь скрипы и потрескивания, тот знает, что для человека в смертельной опасности нет звуков ужаснее.
Каждый шаг приближал меня к страшному концу. Треск льда усиливался. Валенки мои совсем промокли, а спасения ждать было неоткуда...
Когда вода поднялась выше щиколоток, я повернулся и побрел в другую сторону, но и там было то же самое.
Солнце припекало все жарче. Близился полдень, и лед быстро таял. Еще несколько раз я переменил направление, но всюду было одно и то же — вода и лед, который с каждой минутой становился тоньше и слабее.
Я понял, что* обречен. До моей гибели оставались считанные минуты...
Вокруг ни души. Кричать, звать на помощь бесполезно. Я остановился. Огляделся. Надежды никакой...
Вдруг я вспомнил, что в таких случаях нужно снять тулуп, бросить на лед и ползти на нем.
Я кое-как вылез из рукавов, расстелил тулуп на мокром льду, осторожно лег на него и, перебирая руками, двинулся вперед.
Скрип и треск льда стихли, вернее, сменились менее слышным похрустыванием.
Несколько минут я энергично греб руками и вскоре продвинулся метров на десять.
Крошечная надежда шевельнулась в душе. Силы вернулись ко мне, и сознание заработало яснее.
Поскольку до пригорка было ближе, чем до любого берега, я опять повернул туда.
Лед, правда, не так трещал и не прогибался подо мной, но случилась другая беда: овечий тулуп, как губка, впитал в себя воду и скоро вымок насквозь. Ледяная влага просочилась сквозь одежду и сковала суставы.
Но это не пугало меня: ведь появилась надежда, что я как-нибудь доползу до берега...
Рукавицы тоже совершенно промокли. Пальцы закоченели.
Несмотря на все это, я заметно продвинулся вперед. Теперь до берега оставалось каких-нибудь двести метров. Но ледяная вода так сковала меня, что я двигался намного медленнее, чем вначале.
А лед опять угрожающе заскрипел подо мной. Вот сейчас, съеденный солнцем, он не выдержит и...
А останавливаться тоже нельзя: переползая вперед, я переползал на новый лед, он был прочнее и держал меня лучше. Задержись я на одном месте, лед мог не выдержать моего веса и проломиться. Ползти нет мочи, не ползти — смерть...
Окончательно выбившись из сил, я остановился передохнуть, приподнялся на руках и без всякой надежды глянул на берег.
По пригорку поднимались двое мужчин!
Я приподнялся еще выше, собрался с силами и что было мочи закричал:
— Эй, эгей-гей!.. Помогите!.. Мужчины остановились.
Я опять закричал:
— Помогите! — И, обессиленный, уронил голову.
Заметив меня, они сразу откликнулись. Надежда на спасение придала мне силы.
— Сообщите на бронепоезд! — крикнул я.
Один из них сразу же побежал вверх по пригорку, а другой бросился ко мне. Подбежав к озеру, он крикнул что-то ободряющее и хотел ступить на лед, но, попробовав ногой кромку льда, отступил,— видно, лед показался ему слишком ненадежным.
Все-таки что значит надежда!
Когда я увидел этого человека на берегу и понял, что второй побежал к бронепоезду и скоро пришлет подмогу, я нашел в себе силы опять поползти вперед.
Однако меня хватило ненадолго. Тело окончательно закоченело. Пальцы горели, запястья ломило, стекающий со лба пот жег глаза...
И все-таки я полз, время от времени переводя дух. Веки лись и отяжелели, словно кто-то силой тянул их книзу.
Преодолевая все муки, кое-как приблизился к берегу. Я отчетливо слышал ободряющие возгласы бегавшего по берегу мужчины, ясно видел его лицо.
Моя грудь, живот и ноги были в воде. Я припал к ней губами и выпил несколько глотков. Это было приятно. Холода я не почувствовал, ибо сам был такой же холодный, как талая вода.
Я приподнял голову — она тут же поникла без сил. Но и одного этого взгляда было достаточно: я увидел, что по пригорку бежали люди.
«Бегут! — мелькнуло в сознании.-— Успели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114