Меня это, честно говоря, поразило. Я не мог понять, как у них хватило выдержки наблюдать за голодным человеком и ни разу не предложить ему поесть.
Я и раньше подозревал, что во всем этом кроется какой-то смысл, пока неведомый мне. Да, обязательно должна была быть какая-то причина, которая оправдывала бы такое странное поведение моих товарищей. Но какая?..
— Если ты очень меня попросишь, я с тобой поделюсь,- насмешливо проговорил Жирасов и пошевелил у меня перед носом тремя сложенными в щепотку пальцами, словно цыплят кормил.
Я вспыхнул, молниеносно схватил протянутые ко мне пальцы и сжал их с силой, удивительной в человеке, не евшем три дня. Длинные пальцы бедного Жирасова аж хрустнули. Я и до сих пор не понимаю, откуда у меня силы взялись!
Жирасов попытался высвободить руку, но она была схвачена намертво, как клещами, и я сжимал ее все крепче. В конце концов лицо у него перекосилось от боли, и он попросил: «Отпусти, пальцы сломаешь».
— Будешь еще ко мне цепляться?
— Нет, поспешно ответил он, и только после этого я отпустил его.
В вагоне стояла мертвая тишина. Ребята молча наблюдали за нашим поединком.
Жирасов тряс рукой и дул на пальцы. Признаться, я был удивлен, обнаружив, что его силенки отнюдь не соответствуют его росту. Рука была слабая и влажная от пота. Я даже почувствовал легкое презрение к человеку, которым еще недавно искренне восхищался.
Повернувшись, я молча вышел из вагона.
Эшелон долго стоял на какой-то маленькой станции. Высыпав из вагонов, бойцы и командиры прилегли на зеленой травке в тени под водокачкой. Мимо прогуливались мои товарищи. Один из них подошел ко мне. Я поднял голову — это был военврач Широков.
— Я только сейчас узнал, что вы...— он запнулся,—- что у вас... кончились продукты... Знаете, хочу вам предложить... пока вы получите новый паек... — Он окончательно смешался.
Ясно, он узнал о происшедшем от обитателей нашего вагона. Видимо, моя стычка с Жирасовым заставила ребят задуматься: им, должно быть, стало стыдно.
— Вы ошибаетесь,— сказал я и без того смущенному Широкову.— У меня еды хватит еще на три дня.
— Не знаю, мне так сказали...— Он пожал плечами и, кажется, остался в недоумении.
Через некоторое время появился лейтенант Колотов. Он двигался так осторожно, словно я спал и он боялся меня разбудить.
— Пора кончать эту дурацкую игру. Пошли перекусим. У меня даже водка есть...
— Спасибо, я не голоден.
— Как это?
— Я только что поел.
Колотов был в растерянности: просто не знал, что делать. Теперь я не сомневался, что эта история была делом рук Жирасова.
Вечером старшина пригласил меня в свою тесную каптерку, отделенную от общего вагона фанерной перегородкой. Там жили старшина и повар. На столе лежал целый каравай хлеба и изрядный кусок сала.
Я чуть было не набросился на еду, но постеснялся старшины. А он как будто понял мое состояние:
— Вон в том чайнике кипяток, сахар в банке.— С этими словами он вышел.
Я накинулся на хлеб и в один присест умял почти половину каравая.
Утолив первый голод, я нарезал сало и стал есть медленнее и спокойнее. Мне кажется, я никогда не ел такого вкусного хлеба и сала.
На железной печурке стоял видавший виды помятый чайник. Я налил в кружку кипятка и стал пить большими глотками. Горячая вода обжигала мне глотку и внутренности, но я испытывал невыразимое наслаждение.
Когда от хлеба осталась лишь четвертушка, я почувствовал, что больше есть не могу. Завернув остатки в толстую коричневую бумагу, я отправился в свой вагон.
Жирасов стоял, поставив свою длинную ногу на подножку. Судя по всему, он поджидал меня, чтобы поговорить «по душам».
568
— Ты задумал поиздеваться надо мной, чтобы высмеять перед товарищами? В его голосе звучала угроза
— Это ты, по-моему, хотел надо мной позабавиться,— как можно спокойнее ответил я.
— Ты не забывай, мы не в гости едем, а на фронт!
— Это ты не забывай, а я помню.
— И зря людей не обижай. На войне нужна дружба, а не вражда. Там у нас будет общий враг.
— Пропусти! — сказал я.
— Не пропущу, пока не ответишь на один вопрос.
Мне стало любопытно, что он от меня, в конце концов, хочет, и я задержался.
— В тот день, когда мы выехали из Москвы, мы все получили одинаковые пайки. А ты взял и своим пайком накормил ребят. Почему ты так поступил? Ведь тебе дали столько же, сколько остальным?
— Я думал, что и остальные поступят так же.
— Хе-хе-хе! Вы только посмотрите на него! Он думал! Интересно, почему ты так думал, и с чего это мы должны были поступать так же? У каждого есть свой паек, каждому дали его персонально, значит, каждый должен съесть его сам! А ты вообразил, что кто-то обязан кого-то кормить? Чего ради?
— Что с тобой говорить, ты просто дурак. Пропусти!
— Нет, не пропущу, пока всего не выскажу! Я знаю, почему ты так поступил. Хочешь, скажу?
— Валяй!
— Мы едем на фронт, вот ты и решил нас задобрить. Чтобы мы были тебе обязаны, преданы, мало ли что может быть... Ведь война...
— Я уже тебе сказал, что ты дурак.
— Ради чего же ты голодал три дня? Какой нормальный человек отдаст свой паек другим, чтобы самому остаться голодным? Или, может, ты второй Христос?
— А ты взял и поделился своими соображениями с товарищами и потребовал, чтобы они меня не кормили, так ведь?
— А ты думал, я тебе позволю дурачить нас?
Теперь мне стало ясно, почему так странно вели себя мои товарищи.
Недовольство, скопившееся против них, в мгновение ока рассеялось. И даже к этому остолопу Жирасову я не испытывал ненависти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114