Прибыл и Карл. Фланкерские учения отняли у него много времени и средств, но он по приказанию Гер-мины явился в Аарау, проделав весь путь пешком и, что самое странное, нашел себе квартиру как раз неподалеку от своей подруги. Ибо они не забывали о своих делах, ведь кто знает, может быть, им и удастся как-нибудь воспользоваться праздником себе на радость. Кроме того, Карл надеялся при случае еще и пострелять; ему по карману было всего двадцать пять выстрелов, и он собирался сделать именно столько, не больше и не меньше.
Карл довольно скоро прознал о прибытии семерых отважных и присоединился к ним, следуя, однако, в некотором отдалении, когда те сплоченными рядами вышли под развернутым знаменем на праздничную площадь. Это был день, когда в город понаехало особенно много народу, разнаряженные толпы запрудили улицы и переливались туда и сюда. Там и сям проходили большие и малые союзы стрелков — одни шествовали под музыку, другие без музыки, но ни один из этих союзов не был столь мал, как союз семерых. Им приходилось просто просачиваться сквозь толпу, и тем не менее они маршировали, не сбиваясь с шага, четко и такт, руки по швам, кулаки сжаты. Фриман выступал впереди всех со знаменем в руках, и лицо у него было такое, будто его ведут на эшафот. Время от времени он озирался, будто выискивая пути к отступлению. Но его собратья, от души радуясь тому, что они сейчас не в его шкуре, всячески подбадривали его энергичными возгласами. Они уже приближались к праздничной площади; уже совсем близко были слышны потрескивающие звуки стрельбы, и высоко-высоко в небе развевалось в полном одиночестве республиканское стрелковое знамя, освещенное ярким солнцем. Шелковое полотнище то натягивалось туго, образуя ровный
прямоугольник, то задорно взвивалось над толпой, а иногда кротко повисало на мгновенье, короче говоря, оно развлекалось, как могло, затевая всевозможные забавы, какие только могут прийти в голову флагу за долгих восемь дней. И вид этого знамени был будто нож по сердцу для знаменосца с зеленым флажком.
Пока Карл увлеченно смотрел, как вьется по ветру большой флаг, он упустил из виду отряд, который в ту же минуту исчез, и как ни искал его глазами, но отыскать нигде не мог. Семерка будто сквозь землю провалилась. Быстро протиснулся Карл сквозь толпу, прорвался ко входу на площадь и осмотрел ее. Зеленый флажок нигде не мелькал. Он повернул назад, но, чтобы продвигаться быстрее, свернул на соседнюю улочку. Там был устроен небольшой трактирчик, владелец которого посадил перед дверью несколько худосочных елок, поставил столы да скамейки, и надо всем этим натянул кусок полотна, прямо как паук, который расставляет сети над кадкой с медом, чтобы поймать побольше мух. Вот в этом-то домике и увидел случайно Карл за мутными окнами, как блеснул золотой наконечник флажка. В тот же миг он вошел в трактир, и — нате вам! — его любезные старики сидели как в воду опущенные в комнатенке с низкими потолками, кто на стульях, кто на скамейках,— сидели, понурив головы. А посередине стоял Фриман со знаменем в руках и говорил:
— Довольно! Не буду я этого делать! Я старый человек, и не хочу на старости лет осрамиться и заслужить обидное прозвище!
И с этими словами он решительно поставил флаг в угол. Ответа не последовало, пока обрадованный хозя-ин не поднес опечаленным гостям бутыль вина внуши тельных размеров, хотя со страху еще никто ничего и заказать-то не успел. Тогда Хедигер налил полный стакан вина, подошел к Фриману и сказал:
— Друг старинный! Собрат наш! Вот, выпей глоток вина! И мужайся!
Но Фриман покачал головой и не сказал больше ни единого слова. И погрузились тут все в глубокую печаль; в такую печаль им никогда дотоле погружаться но доводилось. Все мятежи, контрреволюции и реакции, кои они когда-либо пережили, были попросту игруш ками по сравнению с этим поражением, которое терпели они теперь перед вратами рая.
— Ладно. Бог с ним со всем! Давайте же повернем назад и отправимся восвояси! — сказал Хедигер, который страшился, что судьба еще может обернуться против него. И тут вышел вперед Карл, стоявший до тех пор на пороге, и весело сказал:
— Послушайте меня! Давайте-ка ваше знамя мне! Я понесу его, и я скажу за вас речь, мне это ничего не стоит!
Удивленные, все взглянули на него, и тут надежда па спасение озарила лица друзей. И только старый Хедигер строго сказал:
— Ты? А как это ты тут очутился? И как посмеешь ты, юнец желторотый, говорить за нас, стариков, умудренных жизненным опытом?!
Но вокруг раздались голоса:
— Прекрасно! Так и сделаем! Мальчишку вперед! И Фриман сам вручил ему знамя, и тут же пудовый
груз спал у него с сердца. Он радовался, что его старые друзья наконец вышли из затруднительного положения, и которое он их сам завел. Теперь они уже шли совсем С другим настроением. Карл торжественно нес впереди высоко поднятое знамя, а вслед им глядел трактирщик, опечаленный ускользающим видением: он и сам не знал, то ли было оно, то ли не было. И только Хедигер был теперь мрачен и неспокоен, уж он-то не сомне-вался: сыночек их и подавно в лужу посадит. Но вот они уже вступили на площадь. Только что прошли граубинденцы длинной коричневой колонной, а мимо них и в такт их музыке промаршировали старички, четко и слаженно, как никогда. Им пришлось еще разочек промаршировать на месте — это специальное выражение употребляют, когда маршевое движение производится без продвижения вперед: дело в том, что трое удачливых стрелков, только что выигравших кубки, преградили им путь, с трубачами и товарищами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24