А вот Уча и Антон роют по десять — двенадцать метров за смену. Теперь посчитай, сколько они роют за четыре смены?
— Допустим. Ну и что? — спросил Тариэл Карда, чувствуя, что у Васо, как это часто бывало, родилась какая-то новая идея.
— Мы запланировали окончание работы на этом массиве на конец года, так?
— Верно,— с улыбкой поглядел на Васо начальник управления. Он догадался, что хочет сказать старый инженер.
— Почему бы нам не передвинуть срок завершения работ к Октябрьским праздникам? Я тут все рассчитал, и получается, что с прокладкой канала до Кулеви мы вполне укладываемся в этот срок.
— При таких темпах это конечно же не исключено. Поглядим, как дальше пойдет работа у драгеров,— задумчиво произнес Важа Джапаридзе, внимательно выслушав соображения Васо.— Однако я не думаю, что надо менять сроки завершения строительства.
— Почему?
— В ударном темпе можно закончить прокладку главного канала. Но как быть с водосборниками, коллекторами, дренажными каналами?
— Перебросим на эти работы «Комсомолец»,— возразил Васо Брегвадзе.— При таких темпах работы на главном канале вполне достаточно двенадцати экскаваторов.
— Согласен. А что ты скажешь относительно корчевки леса, прокладки дорог, наводки мостов? Ведь не исчерпывается же все главным каналом даже на Коратско-Кулевском массиве?
— Конечно же нет,— отозвался старый инженер. Глаза у него по-юношески блестели.— Может, мы и впрямь не все успеем сделать, но что касается корчевки леса и расчистки трассы, тут я ручаюсь.
— В этом и я не сомневаюсь,— поддержал Васо главный инженер.— Кроме того, я уверен, мы успеем и дороги проложить, правда без покрытия.
— Наводку мостов мы завершим во втором квартале следующего года,— горячо продолжал Васо и, чтобы окончательно убедить начальника управления, быстро закончил: — Но самое главное все-таки каналы и расчистка лесов.
На всем Коратско-Кулевском массиве и на землях, раскинувшихся между Риони и Хобисцкали, стройка, да и сама жизнь наполнились новым содержанием.
Даже природа и та, казалось, смилостивилась над людьми. Вместо обычных в эту пору дождей стояла сухая солнечная погода.
Ни рабочие, ни технический персонал не желали придерживаться нормированного рабочего дня. Все просыпались на заре и, наскоро перекусив, спешили на свои рабочие места. Возвращались поздним вечером и, поужинав, ложились спать, чтобы собраться с силами к новому рабочему дню. Воодушевление и нетерпение вдруг овладело всеми. День окончания строительства Коратско-Кулевского массива вот-вот должен
был постучаться в дверь, и каждый старался по возможности приблизить этот день.
— Как вы думаете, настанет конец нашим трудам? — этим вопросом обычно начинал каждый свой ночной разговор последний из рода погонщиков скота семидесятилетний Бурда Кварацхелиа.— Пять лет я здесь работаю и этот английский «Пристман» на своей спине таскаю.— Бурда Кварацхелиа обслуживал экскаватор Никиты Ляшко: подкладывал доски под гусеницы, заливал в двигатель горючее и масло.— На доску пуд грязи налипает, а я ее десять раз на дню с места на место перекладываю, душа из меня вон. Вы думаете, для того Бурда надрывается, чтобы эти кислые лимоны да апельсины разводить? Как бы не так. Лимоны тому нужны, кто чаем забавляется. А нам земля для скотины нужна. В этих лесах Кварацхелиа отродясь скот зимой пасли. Нет ничего лучше этих мест для буйволов и коров. Даже когда здесь турок хозяйничал, мы все едино сюда с гор спускались. Ох, и боялись турки местных лесов, носа, бывало, годами сюда не кажут. Здешняя травка молоком налита. На всей земле не сыскать лучших пастбищ. Тут не лимоны сажать надо, а скот разводить, чтобы молочные реки с морем сливались. Вот так. Не стало скота в Одиши, весь вчистую свели. Вот и надо нам мяса нагулять и молока надоить. Наши предки без лимонов да мандаринов обходились. А ты попробуй без мяса да молока силу набрать. А ведь ее еще и сохранить надо. Вот так-то...— Бессонница одолевала старого Кварацхелиа, только в разговоре и отводил он беспокойную свою душу. Все слушатели давно уже храпели, а старик все говорил и говорил без умолку.
— С кем это ты язык всю ночь чешешь, Бурда? — спрашивал его разбуженный среди ночи сосед.
— Душу отвожу, сон ко мне нейдет. Все своего дня дожидаюсь. Часы считаю, минуты тороплю. Сделает мой «Пристман» шаг, а я тут же крестным знамением себя осеняю: ближе тот день на шаг, а сделался. Меня четырнадцать детей да внуков дома дожидаются. Поди накорми эту ораву, если село наше на такой круче стоит — веревкой к дереву привязаться надо, чтобы поле свое обработать. Вот построят здесь фермы, все четырнадцать душ туда работать пойдут — все до единого погонщиками станут, так у нас, у Кварацхелиа, на роду написано. Бывало, когда мы стадо с гор в долину гоним, кажется, что это горы с места сошли. А ты еще спрашиваешь, почему, мол, не сплю.
Всю ночь не мог сомкнуть глаз Бурда Кварацхелиа, а под
утро, бывало, так заснет, что потом и не добудишься, хоть с топчана сбрасывай...
Корчевщики леса возвращались в бараки большой группой. Шли они неторопливо, вразвалку по только что расчищенной их же руками дороге.
— Сказывают, комиссия из Тбилиси приехала,— сообщил пожилой крестьянин с киркой на плече.
— Что еще за комиссия? — спросил Джаджу Джгеренайа, поигрывая топором.
— Землю, говорят, распределять будут,— с деланным равнодушием ответил Сардион Сартания.
— Чего же ты молчал до сих пор? Неужели распределяют? — с недоверием и надеждой спросил Бурда Кварацхелиа.
— Что, скажешь, время еще не настало?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125