— Это сейчас здесь болота, дядюшка Эстате. Но дайте срок, осушим мы их, вот тогда и посмотрим, где лучше. Все наше побережье в рай превратится.
— Ну, когда это еще будет. Как твой жених поживает?
— Живет-поживает, только вот добра пока маловато,— в тон председателю ответила Ция и рассмеялась.
— Это ничего, успеет еще добром обзавестись. Матушка твоя говорила, что он на стройке в лучших драгерах ходит.
— Всяко бывает, дядюшка Эстате. То лучше, то чуть хуже.
— Это как понимать?
— Он с Антоном Бачило соревнуется. То один впереди, то другой.
— Неплохо устроились,— засмеялся Чичико.
— Эх, Чичи, Чичи! А говорил, ума у тебя прибавилось? — нё осталась в долгу Ция.
— Потому и я говорю так, что ума прибавилось. Что из того, что я шофером работаю? Эх, надо было учиться мне. Кабы не любовь к машине, быть мне директором или, на худой конец, профессором. Посмотрел бы я тогда, как девушки от меня нос воротили.
— Главное, в своем деле профессором быть. А директором не каждый может стать. Вот мой Антон — драгер, а по мне, он лучше любого директора.
— Врет он все. Сам ото всех нос воротит, потому и ходит в холостых. На него девушки, как мухи на мед, слетаются, а он хоть бы хны, — сказал председатель.
— Он мне все невест сватает. А кто в наше время, скажите
ему, пожалуйста, по сватовству женится? — шутливо отпарировал Чичико.
— Этого еще не хватало! Если понравится кто, он и так женится. За Чичи любая девушка с охотой пойдет,— взяла сторону шофера Ция.
— Эй, в том-то и беда, Ция, что никому я по сердцу не пришелся.
— Придешься, Чичико, непременно придешься. Всему свое время.
— Ты меня всегда успокаиваешь, Ция, но, видно, невезучий я, страсть. Которая мне по душе, той я не нравлюсь, и наоборот. Вот так и проходят годы.
— Ума не приложу, дочка, где мне саженцами разжиться? — вновь заговорил о деле председатель.— Сколько их еще ждать? Земля у меня без пользы простаивает. Выходит, напрасно мы лес корчевали и людей я зря тормошил.
— Эти земли, дядя Эстате, веками были бесплодными, нельзя же их теперь без саженцев оставить, не вернуть им жизнь,— посерьезнела и Ция.
— Надо оживить, конечно, надо. Да разве я против? И я это понимаю, да что поделаешь: у кого что болит, тот о том и говорит. Не стану я зря директора беспокоить... Ты так и не сказала мне, когда свадьбу играть собираешься? — вновь перевел разговор на другое председатель.
— В день открытия главного канала, дядюшка Эстате. Я вам всем пригласительные билеты пришлю, непременно, вот увидите.
— Ты, надеюсь, своего обещания не забыла, Ция? — спросил Чичико.
— Конечно, нет. Быть тебе посаженым отцом, Чичи.
— Я тебя так люблю, Ция, что даже тамадой у тебя на свадьбе не отказался бы.
— Помолчал бы, парень, опять тебя занесло,— шутливо побранил шофера Эстате.— Это ты в своей деревне тамадой слывешь, но на такой свадьбе, извините. Ты представляешь, сколько народу на открытие канала съедется? Потом все они на свадьбу пожалуют. Вот и пораскинь своими куриными мозгами, потянешь ли ты такое дело?
— Народ мне не страшен,— все еще хорохорился Чичико, но по его голосу было заметно, что он и вправду порядком струсил.
...В феврале-то погода была отменная, но вот март, как ему и пристало вообще, повел себя по-мартовски. Более того, он совершенно обезумел. Не проходило дня, чтобы ливни с громом и молнией не обрушивались на округу.
Коратцы знали по опыту, что непогода протянет до самого конца месяца.
Больше всего дожди мешали работе бригады драгеров. Экскаваторы сползали с досок, гусеницы вязли в грязи, приходилось все время прерывать работу и вновь подставлять доски.
Но, несмотря на это, работа на всем протяжении трассы не прерывалась ни днем, ни ночью.
Спиридон Гуния сутками не выходил из конторы: с каждой бригадой у него была телефонная связь, и он всегда находился в курсе дел.
Лонгиноз Ломджария ни на шаг не отходил от Спиридона, чтобы в случае надобности без промедления выехать на участки, где возникали какие-то трудности.
Грозовые тучи то и дело шли с моря, сопровождаемые ветром, грохотом грома и вспышками молнии. Земля и болота пропитались мутной водой. Каналы тоже были полны водой.
Гусеницы Учиного «Комсомольца» совершенно потонули в грязи. Экскаватор был обращен к морю, и дождевые потоки хлестали в смотровое стекло кабины с такой яростью, что казалось, вот-вот разнесут все вдребезги.
После жаркого тропического утра днем начиналась страшная гроза, в небе бесновались длинные зигзаги ослепительной молнии, где-то взрывался гром, земля содрогалась и стонала, трещали деревья, пораженные ударами молний.
Видимость почти отсутствовала, и Уча работал вслепую. Он всеми силами старался выдержать профилировку дна канала и стен, но это было неимоверно трудно, ибо вода заливала все вокруг.
Прокладка главного канала близилась к завершению. И если раньше ни одному драгеру даже в голову не могло прийти работать в ливень, то нынче все они были на своих рабочих местах.
Антон и Уча ежедневно связывались по телефону, расспрашивали о делах, предлагали помощь, интересовались вестями от невест. Но никто из них ничего не знал о Цисане и Ции: вода и дождь отрезали их от внешнего мира.
Да и невесты ничего толком не знали о своих женихах и совсем потеряли покой. Справиться о них в управлении девушки стеснялись. Одно было известно точно: даже в проливной дождь экскаваторы упрямо движутся вперед.
В середине марта Уче удалось через Лонгиноза Ломджария передать Ции весточку: «Дорогая Ция! Я и Антон чувствуем себя нормально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125