— Вот видишь... Давай отойдем под платаны и выжмем одежду, не ходить же нам мокрыми.
Уча снял с себя рубаху, выжал ее, дряхнул и вновь надел.
Ция выжимала подол платья и разглаживала его руками. Все это она делала быстро, словно боялась, что, не приди они к Лонгинозу Ломджария сию минуту, не видеть ей обещанной комнаты.
Потом они посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.
— Не будь мы босиком, никто бы ничего не заметил,— сказала Ция.— Пойдем, Уча,— взяла она парня под руку, и они направились к бараку.
Барак стоял в эвкалиптовой аллее, в двух шагах от опытной станции. В огороженном проволочной сеткой небольшом дворике цвели розы. Они призрачно мерцали в лунном свете. Воздух весь был пропитан нежным розовым ароматом.
Перед бараком стоял мотоцикл Лонгиноза Ломджария.
— Лонгинозов конек,— сказал Уча.
Но Ция любовалась цветами и не обращала внимания на мотоцикл.
— Ты чувствуешь, какой здесь нежный запах, Уча?
— Да, здесь жить неплохо. Вдыхай себе на здоровье этот райский аромат и живи припеваючи. А мы там гнилым болотным духом дышим.— Уча был очень доволен, что Ция будет жить именно здесь, среди такой красоты.
— Мне очень жаль, Уча, что я буду жить в райском саду, а ты должен задыхаться среди ядовитых болот.
— Я уже привык... А знаешь, сделаем так: в одно воскресенье ты будешь ко мне приезжать, а в другое — я к тебе. Ну что, здорово я придумал?
— Здорово, Уча!
— Вот и отлично, Ция.
— Время пролетит так быстро, мы даже оглянуться не
успеем.
— Я тогда тоже так говорила, а потом каждый день мне годом казался.
— Да и мне тоже,— сказал Уча и тут же перевел разговор на другое: — Знаешь, Ция, мне новый экскаватор дают.
— Этот такая машина, да?— остановилась у ступенек Ция.
— Машина. Ее ковш сразу вынимает двести лопат грунта из канала и сбрасывает на дамбу.
— Не машина, а чудовище какое-то этот твой экскаватор!— воскликнула Ция.
— До сих пор у нас иностранные экскаваторы работали. А теперь и наши заводы стали их выпускать. Вот как раз теперь такой экскаватор на «Колхидстрое» и дают мне.
— Чем же ты заслужил это?
— Понятия не имею.
— А кто же знает?
— Начальство, наверное.
— А что начальники твои говорят? За что тебе такая честь?
— Не знаю, чем я заслужил за такой короткий срок! Я ведь на старом английском экскаваторе работаю, на «Пристмане». Мне за другое новый экскаватор дают.
— За что же все-таки?
— За то, что родители за меня дочь свою не отдали, вот за что.
— Это почему же?
— А потому, что больше всех я тороплюсь эти самые болота осушить.
— Это все правильно, Уча, но неужели ты так и сказал начальству, что невесту за тебя не отдают?
— А что я еще мог сказать?
— Неужели так и сказал?
— Так и сказал.
— И ты вправду торопился осушать? Ни за что не поверю,— лукаво улыбнулась Ция.
Луна светила ей прямо в лицо, и Уча отчетливо видел ее глаза, такие родные, такие чистые, открытые глаза, непохожие на другие и... любимые.
— Я не только тогда торопился, я и сейчас еще тороплюсь. И даже больше, чем раньше,— поправил ее Уча.
— Это правда, Уча?— Ция быстро склонилась к Уче и поцеловала его.
Уча не отпустил ее. Так же как и на берегу моря, он крепко обхватил руками ее плечи и крепко прижал к себе. Ция сама подставила губы.
Спустя некоторое время, когда они оторвались друг от друга, Ция со страхом сказала:
— Что ты наделал, Уча. Лонгиноз Ломджария, наверное, заметит.
— Ну и пусть замечает,— сказал Уча.— Ты лучше волосы поправь.
— Да волосы не беда. Что мне с губами делать? Они у меня очень красные, да?
— Очень.
— Ты чуть не задушил меня.
— Может, ты не хотела?
— Хотела, очень даже хотела,— поправила волосы Ция;— Давай подождем чуть-чуть. Надо дух перевести. Ты меня так долго целовал.
— Долго? Я тебя еще раз поцелую.
— Только не сейчас...
— А когда же?
— Когда ты закончишь прокладку канала. Ты же сможешь новым экскаватором вынимать еще больше земли?
— Да я в день две нормы буду давать!
— Что это за экскаватор?— удивилась Ция.— Как он может две нормы за день вырабатывать?!
— При чем здесь экскаватор? Это я буду давать две нормы за день, чтобы...
— Не говори ничего больше, ладно? Сама знаю, почему ты будешь в день две нормы давать! Вот увидишь, и я от тебя не отстану, Уча.
В здании управления Лонгинозу не хватало комнат для всех своих сотрудников, и поэтому часть из них помещалась на втором этаже барака опытной станции. Здесь же был и кабинет Ломджария. Мотоцикл всегда стоял у входа, и стоило начальнику управления вызвать Ломджария по телефону, как он почти в ту же минуту входил в его приемную. Но здесь была его святая святых, и здесь он сам был себе хозяином, чем немало гордился.
В городе Ломджария был нарасхват, всем он был нужен и по всякому делу. «Ломджария сделает» — эта фраза переходила из уст в уста, и Лонгинозу нравилось ощущать себя нужным всем.
Была у Лонгиноза еще одна странность. Разговаривая но телефону, он всегда басил. Если кто-нибудь заходил к нему но время телефонного разговора, лицо его принимало многозначительно-загадочное выражение, и он, прикрыв рукой микрофон, сообщал посетителю, что говорит с начальником управления, или поднимал палец вверх, а это означало, что на проводе совсем уж высокое начальство. Он любил напускать на себя важность и басил, чтобы придать своему голосу солидность и строгость.
Обо всем этом были хорошо осведомлены его сотрудники, по, зная беззаветную преданность Лонгиноза порученному делу, прощали ему эти маленькие слабости.
Домой он всегда возвращался далёко за полночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125