Участок Бачило был полегче, да и сподручней для работы. Леса здесь были реже, а болото поменьше. Корчевщики работали без спешки, споро и в охотку, уверенные в своей победе в социалистическом соревновании. Впрочем, и в победе Бачило мало кто сомневался.
Гудуйа от всего сердца желал победы своему молодому напарнику и всячески старался помочь ему. Человек, всю свою жизнь ни разу не покидавший леса, прекрасно уловил суть и смысл социалистического соревнования. Он понял, что это не простое состязание двух людей, которое он не раз наблюдал в юности в своей деревне — то ли на конских скачках, то ли в борьбе или в игре, а то и в питье,— кто кого обставит и насколько ловко.
Гудуйа то и дело оглядывался, не показался ли уже Учин экскаватор. Его лязг и скрежет слышались настолько близко, что Гудуйа с его обостренным слухом все чудилось: экскаватор вот-вот настигнет его. Подгоняемый этим звуком и вошедший в азарт соревнования, Гудуйа с удвоенной энергией врезался в глубь Очокочевых владений. Лес горел, деревья с треском валились наземь, и казалось, что это кряхтит и стонет обезумевший от непривычного нашествия хозяин владений.
— Ого-го! — подстегивал, подзуживал товарищей Гудуйа.— А ну навались, ребята, эге-гей, не посрамим нашу бригаду, эге-гей!
На очищенной делянке стояли Важа Джапаридзе и Спиридон Гуния. Вот уже две недели не уходили с трассы главный инженер и начальник Чаладидского участка. Новая трасса главного канала требовала от всех неослабного внимания и заботы. Ни разу не обвалились и не оползли стены канала на Учином и Антоновом отрезках.
— На этот раз трасса выбрана и изучена безошибочно. Золотая у тебя жена, Важа. Что греха таить, я тогда на совещании колебался, не хотелось рисковать еще раз. Известно, обжегшись на молоке, на воду дуешь,— сказал Спиридон Гуния.
— Без риска в нашем деле нельзя, Спиридон. Посуди сам, дожидайся мы бумаг из «Главводхоза» и по сей день топтались бы на месте. Ведь бумага еще не получена,— ответил ему Важа.
Сзади раздался рокот Лонгинозова мотоцикла. Не успели они обернуться, как Лонгиноз подрулил прямо к ним. Лихо осадив своего «конька», Лонгиноз ловко соскочил на землю. Быстро сбросив на сиденье громадные кожаные рукавицы, он оправил костюм и вскинул руку к виску:
— Разрешите доложить, товарищ главный инженер, что полевая кухня следует за мной. Минут через двадцать она будет на месте.
Важа посмотрел на часы.
— Молодчина, Лонгиноз. Поспел точно к полудню. Что везешь?
— На первое борщ, на второе гуляш. Мясо свежайшее. И еще холодный лимонад.
— Отлично. Ты погляди, как люди работают! — повернулся Важа к корчевщикам.
— По-стахановски, товарищ главный инженер,— чеканя слова, сказал снабженец.— И я стараюсь от них не отставать.
— Так держать, Лонгиноз,— зная слабость Лонгиноза, похвалил его Спиридон Гуния.
— Всегда готов служить общему делу! — снова козырнул Лонгиноз и улыбнулся, вытирая со лба обильный пот.
Уча Шамугия и Антон Бачило по-прежнему жили в Кулеви в семье Эсмы и Якова Арахамия. Никак не смогли они расстаться с их добрым очагом. На канале Уча и Антон почти не сталкивались, разве что поздним вечером встречались за ужином, да и то изредка. Обычно они шли с работы в разное время, настолько голодные и усталые, что, наскоро перекусив, тут же отправлялись спать, не в силах дожидаться друг Друга.
Дела у них шли неплохо. Ни один экскаваторщик не мог состязаться с ними. Оба намного перевыполняли взятые на себя обязательства, но обоим не давала покоя одна и та же мысль. Уча переживал, что, опередив Антона, он тем самым проявит неблагодарность к своему учителю. «Как же так,— думал он,— Антон обучил меня всему, что сам умел, именно но его рекомендации я и стал самостоятельно работать, да еще на «Комсомольце». И что же? Просто так и положить на лопатки самого близкого мне человека? Нет, что-то тут не так...» И, обеспокоенный этой мыслью, Уча останавливал экскаватор, стремясь отстать от Антона. Но страсть к соревнованию брала свое, и он вновь с азартом рвался вперед.
Те же сомнения мучили и Антона: «Что-то нескладно получается, я сам обучал и направлял Учу, сам уступил ему «Комсомолец», а теперь сам стараюсь его обогнать. Нет,
негоже так поступать...» И, подобно своему другу, Антон замедлял работу. Но дело торопило, и Антон с новой энергией вонзал ковш в неподатливую землю.
Переживания оставались переживаниями, а соревнование день ото дня набирало силу. Вся стройка с неослабным вниманием следила за его ходом. Каждый вечер в управлении вывешивали «молнии», извещавшие о делах соревнующихся.
За ужином Уча и Антон предпочитали не распространяться о своих успехах. Каждый боялся показаться хвастуном, боялся обидеть другого неосторожным словом. В общем, говорили они мало, а работали на славу. Оба понимали, что работают не для победы друг над другом, а ради успеха всей стройки, общего дела. Так что соревнование соревнованием, а любовь и дружба прежде всего. Тем они и жили.
Лишь раз в неделю, встречаясь со своими невестами, они рассказывали о своих успехах. Вот тогда и выяснялось, сколько кубометров грунта вынул каждый и на сколько метров продвинулся по трассе. И новая неделя начиналась новой жаждой работы и успеха.
Главный канал неуклонно двигался вперед.
О достижениях Учи Шамугия и Антона Бачило говорили вся стройка и весь город. Стенные газеты, районная и республиканская пресса публиковали их портреты и графики выполнения обязательств.
Тариэл Карда каждый день без устали ездил по массивам участка. Пример Учи и Антона убедил его в жизненности и силе стахановского движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125