— В засаду мы попали. Возле тополей.
— В какую засаду?
— Хаджи убили... Стреляли и в меня, да промахнулись...
— А много их было?
— Не знаю, из-за кустарника стреляли.
— Вот бандиты, вот янычары! Три года назад тоже одного убили из-за денег.
— Мне показалось, что там был Ибрам Салих. Я не разобрал как следует.
Крестьяне давно смекнули, что стрелял Ибрагим Салих — кому же еще?
— Нет, он не решится,— загудели в толпе.— Он только языком мелет.
— Я не жандарм — голову ломать, кто да кто стрелял,— заключил Мастан, беря лошадь под уздцы.— В касабу сообщу, пусть, кому положено, расследуют.
Весть об убийстве Хаджи Живодера мигом разнеслась по деревне. Зюбейде-ханым встретила мужа на дороге.
— Ты чего? — набросился на нее Мастан.
— С тобой ничего не случилось?
— Нас так просто не возьмешь,— засмеялся он.
— Слава аллаху!
Алие испытующе смотрела на отца. Она никогда не чувствовала к нему особой привязанности, а в последнее время была и вовсе равнодушна. И все же странно, что мысль о том, что его могли убить, совсем не испугала ее. Девушка вспомнила, как Хасан рассказывал ей о жестокости отца. Ведь тогда его слова причинили ей боль. А сейчас она без ужаса готова примириться с его смертью. Алие старалась отогнать эти мысли, но все возвращалась к ним. Вспоминала тот разговор с Хасаном — это было давно, а она пом нит каждое его слово. И вдруг ее охватило желание увидеть Хасана вновь, сейчас, сию же минуту, во что бы то ни стало!
Но она только повернулась и побрела на кухню.Ибрагим Салих расстегнул минтан, подставляя грудь легкому прохладному ветерку. Он сидел в седле как влитой. Ничто не мешало ему думать свою думу. Забытая винтовка болталась за спиною. Лошадь шла сама по себе, он лишь изредка машинально трогал ее шпорой.
Подъехав к источнику, где он собирался напоить лошадь, Ибрагим даже забыл отпустить поводья, и лошадь не могла дотянуться до воды. Она несколько раз мотнула головой, но он и этого не заметил. Через некоторое время вновь пришпорил лошадь, и она затрусила по дороге.
Он был словно во сне. Губы его шевелились, шепча какие-то слова. Лошадь сама знала дорогу в Ка-раахметли. Почуяв близость деревни, она пошла галопом, раскачивая своего седока из стороны в сторону. Очнувшись, он потянул к себе поводья.
Вот и деревня, первый дом — Чюрюков. Стоявшие у ограды крестьяне удивленно проводили глазами странного всадника — он не ответил на их приветствие, словно не слышал ничего. Показалась кофейня. Навстречу ему бежали люди. Кто-то остановил его лошадь, взяв ее под уздцы.
— Ибрам Салих!
Он очнулся. Дештиман дергал его за рукав. Ибрагим спешился. Глаза его смотрели печально и беспомощно.
— Ты пролил кровь!—Дештиман ударил его по щеке.
Пощечина прозвучала в тишине, как выстрел.
Дештиман ударил еще раз. Ибрагим не отворачивал лица. Слезы катились по его щекам. Толпа повалила назад в кофейню, увлекая его за собой. Он тяжело рухнул на стул.
— Я убил... Три пули у меня было... Все всадил в него. Будь еще одна — и Мастана убил бы...
Слезы не давали ему говорить. Кто-то, сочувствуя парню, вылил ему на голову кружку воды.
— Позовите его отца! —распорядился Дештиман.
— Не надо,—выпрямился Ибрагим Салих.— Как я ему в глаза погляжу?
— Значит, ты убил? —переспросил для верности староста Керим.
— Я.
— За что? — Староста тронул его за плечо. Ибрагим вздрогнул.
— Я должен был его убить!
— Сам, значит, сознаешься?
— Сознаюсь, все одно пропадать.
Староста облегченно вздохнул. Преступник сам покаялся. Теперь можно спокойно ждать приезда жандармов.
— Полагается тебя связать,— приступил он с веревкой к Ибрагиму.
— А зачем ты, староста, за жандармов работаешь? — вмешался Дештиман.
Сконфуженный Керим сунул веревку в карман и уселся напротив преступника. Ибрагим пустыми глазами глядел в одну точку. Вдруг дверь тяжело скрипнула. На пороге встал его отец — дядюшка Дурмуш. Он медленно подошел к сыну.
— Ты убил человека... Не ожидал, что придется провожать тебя в тюрьму.
Ибрагим молча рыдал, прижимая руки отца к своему лицу.
— Юсен скоро вернется, забудьте меня,— он судорожно глотнул воздух.— Прости меня, прости!
— Прощаю.— Голос старика дрожал... Жандармы приехали только под вечер. Старший был сердит.
— Нашли время для убийства. И место выбрали! Сюда и шайтан не сунется. Ну, где он?
— Это я! — Ибрагим поднялся со стула.
— Хорошо придумал. Его — на кладбище, а себя — в тюрьму?!
Унтер отстегнул от пояса наручники и нацепил их на Ибрагима, не переставая ворчать:
— Работаешь, как ишак, ни дня, ни ночи не видишь.
— Ночи теперь темные, подождали бы до утра,— предложил староста.— Скажете потом, что искали преступника.
— Нет уж, мы пойдем. Эй, шагай вперед! — крикнул унтер Ибрагиму.
Тот послушно встал впереди всадников. Дядюшка Дурмуш, не шевелясь, смотрел ему вслед.
— Эх! — вздохнул кто-то в толпе.— Хоть и убийца, а все-таки сын родной!
— Не печалься, дядя Дурмуш, видно, такая его судьба.
Старик потер лоб ладонью.
— Видно, так...
Он нагнулся и долго искал на полу упавшую палку, чтобы скрыть от людей слезы.Услыхав об аресте Ибрагима Салиха, Хасан вспомнил, как таскали в касабу его самого, как, выпуская его, чиновник велел ему прийти еще раз, через неделю. А с тех пор уж не одна неделя прошла. Как бы не было беды! Он решил наведаться в касабу. Оповестил всех соседей, чтобы к вечеру написали письма (в Караахметли почты нет, письма отправляют с оказией).
На другой день вышел с зарей. Шагалось легко, весело. Вот уже и шоссе. Задержался немного у родника. Сполоснул руки, лицо и уселся на свое любимое место под тутовым деревом, потом огляделся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50