Фелибры прославляли молодость древней «провинции провинций», как именовался Прованс во
времена Рима: голубое небо и жаркое солнце края, красоту и благородство его народа. Но, воспевая край и народ, многие фелибры идеализировали патриархальность средневековья, мечтали и пытались возродить давно изжившие себя формы культуры.
Вместе с тем в увлечении провансальским, которое широко распространилось в середине XIX века, жила запоздалая, но по той же причине обостренная реакция на преследования в эпоху Конвента вообще всех местных языков. В свое время их объявили крамолой— пережитком феодального рабства и одновременно зародышем федерализма. Не удивительно, что состав учредителей братства оказался довольно пестрым. Обанель, к примеру, представлял чистого певца земных радостей, анакреонтиста, в Бргоне же видели «красного».
Так или иначе, Мистраль многое сделал, чтоб проложить языку простого люда Южной Франции дорогу в литературу. По всей стране из глубин народа поднимались одаренные мастера, писавшие на патуа и на французском. Слесарь Кайя, каменщики Лакруа и Понеи, мясник Оливье, печатник Кассан, кузнец Гранье, возчик Лафоре, парусовщик Пелобан, башмачный гвоздарь Шовье, уже знакомый нам крестьянин Батист Бонне, Виктор Жемо — автор томика песен, за которые его судили при Второй империи, слесарь Дюран, сапожники Ложье и Луи Вестрепан из Тулузы, марсельский носильщик Луи Жестуен, горшечник Пейрот, парикмахер Жасмен, ткач Рок Гривель... Их выход на поэтическое поприще приветствовали крупнейшие писатели века.
Жорж Санд благословляла поэтов «с железными руками и громким голосом». Беранже одобрял плотника Шарля Понсе. Виктор Гюго говорил об успехах плетельщика веревок Савинье Лапуента: «Вы, люди из народа, как факелы освещаете путь». Бодлер в предисловии к книге лионского рабочего Пьера Дюпона объявил: «Топором разрублены цепи подъемного моста крепости. Дорога народной поэзии открыта!»
С этим пополнением пришел в литературу и Фабр. Мистраль одним из первых оценил литературный дар «великого савантас» — ученого. Открываемые автором «Сувенир» новые миры и нарисованные его «волшебным пером» картины природы Прованса пленили Мистраля.
Став лауреатом Нобелевской премии по литературе, Мистраль навестил Фабра.
— Прежде чем мы встретимся в раю фелибров,— сказал он, здороваясь,— нам следует хоть раз повидаться в вашем Гармасе.
В свою очередь, и Фабр был давним читателем Мистраля. В третьей песне «Мирейо» он нашел образное выражение своих мыслей о необходимости изучать живое прежде всего живым. Он часто повторял эти строки: «Ах, безумцы, которые, скальпелем вскрывая смерть, рассчитывают познать мудрость пчел и секреты меда...» Да ведь это и его мысли и убеждения. А «Рона»? Поэма напоминала ему молодость, Бокер, лубок, «Ступени жизни человеческой».
— Глупец! Огорчался, что еще только первую одолел. Сейчас перевалил за вершину, вниз спускаюсь. Как, однако, быстро...
Фабр восхищался мистралевским трехтомником — словарем провансальского языка, его знанием истории и культуры края. Несколько раз выяснял и проверял Фабр у Мистраля подробности некоторых народных обычаев и примет, происхождение местных названий насекомых.
Говоря о фелибрах и Фабре, о Фабре и Мистрале, сделаем короткое отступление и скажем два слова также и о русском фелибре — Николае Николаевиче Семенове. Здесь не стоит выяснять, как сын вятского губернатора оказался деятелем возрождения провансальского языка. Ограничимся сообщением, что Семенов в России бывал наездами, а жил во Франции, печатался во второ-' разрядных парижских журналах «Монитер универ-сель» и «Монд иллюстре» и выпустил также серию написанных по-французски романов. Последний из них — «Наши кандидаты» — привел к дуэли между автором и принцем Палермским, узнавшим себя в одном из действующих лиц. Первый же роман Семенова удостоился уничтожающей саркастической рецензии Н. А. Добролюбова в «Свистке». Н. А. Добролюбов увидел в Семенове некую разновидность «Демидова-сан-Донато», того самого, который у М. Е. Салтыкова-Щедрина именуется «князем Сампантре».
Русский меценат провансальской поэзии и друг фелибров не только прилежно и быстро сочинял романы.
Пригласив известных архитекторов братьев Гриволье, он «свил гнездо фелибров в самом сердце Прованса». Построенный им на левом берегу Роны против Авиньона дворец «Зеленый дуб» стал местом парадных встреч фелибров. Здесь члены содружества читали свои стихи, здесь решались, как теперь говорят, организационные вопросы. Из их числа отметим один: в 1909 году Консистория фелибров присвоила Фабру звание «фелибр ма-жораль», а также псевдоним «лю фелибр ди Таван», то есть фелибр насекомых. Отсюда и текст надписи на мемориальной доске, что прикреплена недавно к стене хижины в Сен-Леоне: «Дом фелибра насекомых». Новый «фелибр мажораль» был тогда же награжден высшим знаком отличия — золотым каркаосонским кузнечиком.
Теперь в «Зеленом дубе» находится филиал института Прованса при Сорбонне. Когда профессор Жан Бутьер, директор института, прослышал, что в Советском Союзе готовится книга о Фабре, он незамедлительно прислал авторам горячее приглашение: в бывшем «Зеленом дубе» их ждет кров, стол и все архивы. В институте изучают историю и обычаи края, его язык и искусства, движение фелибров и творчество Мистраля, а также роль в культурной жизни Прованса того кружка, что был известен под названием «Сериньянской академии», «салона Жана-Анри Фабра».
Название было, разумеется, шуткой, улыбкой, но, чтоб яснее стал вложенный в него полемический подтекст, напомним, что настоящая академия, хотя и отметила несколькими научными премиями изыскания Фабра, фактически не признавала его ученым, дав лишний повод заметить, что во Франции «серьезная наука, приносящая доходы, почет и славу, только та, которая с помощью дорогих приборов разрезает животное на маленькие клочочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95