Кристина слегка откинула назад голову и посмотрела
на него смеющимися глазами.
— Правда? Как это мило с вашей стороны.
— Спасибо. Второй этаж, комната восемнадцать.
— Вы уверены в этом?
— Это легко проверить. Значит, в одиннадцать?
— Очень сожалею...
— Уже?
— ...но я привыкла проверять только счета.
— Только?
— И они у меня тоже никогда не сходятся. Хелмицкий бросил окурок на пол, придавил ногой
и снова засунул руки в карманы.
— Значит, только счета проверяете?
— Ничего не поделаешь, такая уж у меня работа.
— На этот раз можете проверять смело. Наверняка не прогадаете.
— Охотно верю.
— Панна Кристина!— послышался голос адвоката Краевского.
Кристина повернулась, но Хелмицкий загородил ей дорогу.
— Итак?..
— Итак?— повторила она.
— Комната восемнадцатая. В одиннадцать часов.
— Это я запомнила. Но...
— Какие тут могут быть «но»?
— Ну, подумайте сами, стоит ли проверять такую мелочь. Я верю вам на слово.
Свенцкий рассеянно оглядел присутствующих. Когда садились за стол, получилась небольшая заминка из-за того, что Древновскии по известной причине не успел разложить возле приборов заранее приготовленные карточки с фамилиями приглашенных. Свенцкий мило улыбался, был изысканно любезен, но его душила ярость. Глядя на своего секретаря, который, как манекен, двигался вокруг стола, он в бешенстве сжимал кулаки. «Я этому шуту гороховому покажу»,— решил он. На репортера, чье пьяное бормотание время от времени доносилось до него, он предпочитал вообще не смотреть.
Грошик знал почти всех присутствующих и чувствовал себя как рыба в воде. Появление новых гостей отвлекло внимание Свенцкого. Древновскии тоже куда-то скрылся, и Грошик, не желая оставаться в одиночестве, переметнулся к местному начальнику госбезопасности, майору броне. Это был еще совсем молодой парень, лет двадцати с небольшим, щуплый и приземистый, с хмурым мальчишеским лицом, изуродованным глубоким шрамом на щеке. Такой высокий пост Врона занимал благодаря своему героическому партизанскому прошлому. Любитель выпить и повеселиться, он относился к Грошику даже с симпатией.
— Вы, я вижу, успели уже заложить?— сказал он, похлопав Грошика по плечу.
Грошик захихикал.
—* А то как же! Ничего, и ты заложишь.
— Эх!— скривился Врона.— Терпеть не могу этих церемоний. Они только для проклятых буржуев хороши...
Грошик потер руки.
— Ничего, привыкнешь... вот увидишь, привыкнешь... Но он не успел дать волю своему красноречию, так
как к нему подошел подосланный Свенцким главный редактор «Островецкого голоса» Павлицкий — очень высокий, широкоплечий мужчина, с толстой шеей и огромной, как у тапира, головой. Плюгавенький Грошик едва доставал ему до плеча. Павлицкий грозно надвинулся на него.
— Немедленно выметайся отсюда!
— Я?— Грошик икнул.— Ишь чего захотел. Сам выметайся!
— Не уйдешь?
— И не подумаю! Демократия у нас теперь или нет?
— Не уйдешь?
Грошик стоял, задрав голову, и нагло улыбался.
— А мне здесь очень нр...равится.
— Погоди ж ты у меня...
— Грозишься?
— Я тебе покажу...
— Мне грозишь? А кто санацию восхвалял? Павлицкий покраснел.
— Замолчи, скотина!
— А может, не восхвалял?
Павлицкий бросил тревожный взгляд на майора, который разговаривал неподалеку с Вейхертом. К ним подошли Щука и Подгурский. Свенцкий, занятый разговором с комендантом города полковником Багинским, предпочитал держаться на некотором расстоянии и издали наблюдать за действиями Павлицкого.
— Заткнись!— рявкнул редактор. Грошик захихикал.
— А что, не восхвалял?
— Тише, ты!
— Не восхвалял, скажешь?.. Павлицкий не выдержал.
— А ты сам?
— Я?— Грошик самодовольно надулся.— Восхвалял, а то как же!
— Ну, и заткнись тогда!
— А вот и не заткнусь! Что ты мне сделаешь? Я всегда выслуживаюсь перед начальством. А ты вот восхвалял санацию.
Павлицкий даже посинел от бешенства. Брона с любопытством посматривал в их сторону.
— А ты восхвалял, не отвертишься!— заверещал Грошик.
Павлицкий сжал кулаки,— казалось, он вот-вот кинется на репортера и придавит его своим огромным телом. Но он взял себя в руки.
— Погоди! Завтра я с тобой поговорю,— сказал он и повернулся к нему спиной.
— Восхвалял! Восхвалял!— торжествующе крикнул ему вдогонку Грошик.
Свенцкий, заметив, что Павлицкий отошел от Грошика, под каким-то предлогом оставил полковника.
— Ну, что?— прошептал он, беря Павлицкого под руку.— Все в порядке, пан редактор?
Павлицкий махнул рукой.
— Разве с ним сейчас договоришься? Он пьян в стельку.
— Пся крев!
— По-моему, лучше его не трогать. Ничего не поделаешь.
— Как? Оставить здесь? Это невозможно.
— А если он скандалить начнет?
— Ну,— пробормотал Свенцкий,— найдем на него управу. Но, может, в самом деле не стоит...
— Конечно. К чему было приглашать этого подонка?
— Дорогой мой, разве я приглашал его?
— Откуда же он тут взялся?
Теперь Свенцкий, в свою очередь, махнул рукой.
— А, теперь уж все равно! Он осмотрелся по сторонам.
— Ну, кажется, все в сборе. Можно садиться за стол. Когда после короткого замешательства все наконец
уселись, Свенцкий с минуту колебался: не поднять ли первый бокал за здоровье Щуки. Но тут же убедился, что момент для этого сейчас неподходящий. Все были заняты тем, что торопливо накладывали себе на тарелки еду. Блюда с закусками переходили из рук в руки. Свенцкий сам был чертовски голоден и, кроме того, не знал, с чего начать свою речь, первую (при мысли об этом даже смягчился его гнев) речь в качестве члена правительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87