У Кра-евского был утомленный вид. Сняв очки в толстой роговой оправе, он медленно протирал их носовым платком, глядя прямо перед собой тусклыми близорукими глазами навыкате.
Дроздовский посмотрел на него с нескрываемой жалостью.
— Так-то, дорогой пан адвокат. Это надо ясно себе представлять. Война убила веру в высокие идеалы. Слишком много мы видели. Шулеры и обманщики раскрыли свои карты. Теперь нас не проведешь.
Адвокат продолжал протирать очки.
— Что же, по-вашему, в таком случае остается делать?
— Очень много, пан адвокат. Жить.
— Ах, вот что! Полнота жизни, динамизм. Опять.
— При чем тут? Разве нельзя обойтись без этих формул, эпитетов и красивых фраз. Просто жить, без всякой определенной цели.
— Но все-таки?
— Ну, если вам так хочется, само отрицание цели — уже цель.
— Браво! Прекрасно сказано!— воскликнула блондинка.
Адвокат продолжал протирать очки.
— А я вам скажу, что это такое. Он стукнул пальцем по столу.
— Нигилизм?— засмеялся доктор.
— Хуже. Смерть. Да, да, не смейтесь, пожалуйста. Это даже не болезнь уже, а смерть.
— Но, пан адвокат...— хотела возразить блондинка. Краевский нетерпеливо передернул плечами.
— Смерть, смерть,— с ударением повторил он и всем телом навалился на стол, словно подкрепляя этим справедливость и незыблемость своего приговора.
Но на Дроздовского его слова не произвели никакого впечатления.
— Мне очень жаль, пан адвокат, но я отнюдь не чувствую себя мертвецом. Просто я хочу сохранить трезвость суждений и не смотреть на мир через розовые очки. Жизнь надо принимать такой, какова она есть. И делать для себя из этого определенные выводы.
— Воображаю, что это за выводы,— буркнул адвокат.
— Очень простые. Вы, если не ошибаюсь, католик?
— Да.
— Ну вот! Значит, вам, наверно, небезразлично, где вы окажетесь после смерти — в раю или в аду?
Адвокат поправил очки.
— Дорогой мой, зачем так упрощать, ведь мы живем не в средние века. Конечно, я верю в высшую справедливость...
— А я вот не верю. Я об этом ровно ничего не знаю, а главное — знать не хочу. Точно так же нет мне никакого дела до всех этих так называемых идей. Я хочу просто пожить в свое удовольствие, только и всего. Но о чем мы, собственно, спорим, пан адвокат? Разве вы, между нами говоря, не хотите того же?
Адвокат не успел ответить, так как к их столику подошел Котович. Ему тотчас же освободили место. Он сел, отирая платком высокий, красивый лоб.
— Вы не представляете себе, что они вытворяют — Сейферт и Коханская. Это что-то невероятное!
Он налил в бокал немного вина, разбавил содовой водой и стал медленными глотками пить шипучую смесь. Все с любопытством наклонились к нему.
— Что случилось? Кого убили?
— Ну, только этого не хватало, никто никого не убивал. Но сцена, говорю вам, потрясающая. Он — в чем мать родила, она — в вечернем туалете...
Ганка Левицкая широко открыла голубые наивные глаза.
— Как это, в чем мать родила? Что вы хотите этим сказать?
— То, что говорю,— засмеялся Котович.— Голый, в полном смысле этого слова. Замечательная сцена! Пожалуй, длинновата немного и утомительна, но посмотреть стоит.
— Но почему же голый?— не унималась Ганка Левицкая.
Вокруг засмеялись. Левицкая надулась.
— Чего вы смеетесь? По-моему, я не сказала ничего глупого. Какие вы все противные. Пан директор, дорогой,— обратилась она к Котовичу,— почему они надо мной смеются?
— Вы прелестны,— ответил он.— Очаровательны!
— Правда! А они этого не находят и все время смеются...
Крашеная блондинка наклонилась к своему соседу.
— Посмотрите, как она ломается. Дроздовский с безразличным видом пожал плечами.
— Если ей это доставляет удовольствие...
— А вам нравится? Все в восторге.
Он ничего не ответил и только ближе придвинулся к ней. Она почувствовала на шее его горячее дыхание, запах никотина и винного перегара.
— Мы не одни...— шепнула она.
— Вас очень заботит мнение окружающих?
— Нет.
— Тогда в чем же дело?
— Это правда, что вы уезжаете на будущей неделе?
— Да.
— Бросаете больницу?
— Конечно. Мне здесь нечего делать.
— А куда вы собираетесь ехать?
— На запад. Нижняя Силезия, Вроцлав, Легница. Впрочем, на месте видно будет. Теперь самый подходящий момент. Неразбериха, земля ничья. Сейчас там можно раздобыть все, что угодно.
— Как я вам завидую,— вздохнула блондинка. Он сжал ее ногу коленями.
— Ну, это дело поправимое.
— Вы думаете?
— Уверен.
— А муж?
— Ох, уж этот муж! Даже неизвестно, жив ли он.
— Не говорите так, пожалуйста.
— А если жив, то когда еще вернется, да и вернется ли вообще!
Котович подсел тем временем к Краевскому.
— Ну как?— спросил адвокат.— Есть? Котович развел руками.
— Я просто в отчаянии. Ровно в половине десятого деньги должны были быть у меня. Вы ведь меня знаете, пан адвокат, еще не было случая, чтобы я кого-нибудь подвел. Если я назначил время, то тут хоть земля разверзнись...
— Но сейчас, кажется, не разверзлась. Импресарио снова развел руками.
— Роковое недоразумение! Завтра в первой половине дня я сам принесу вам деньги. Можете на меня положиться.
Мимо, сопровождаемая Хелмицким, прошла улыбающаяся Станевич.
— Посмотрите, какого парня отхватила майорша!
— Полковница,— поправил Краевский.— Станевич получил у Андерса чин полковника.
— Что вы говорите? А я не знал. Она здесь одна?
— С Путятыцкими.
— Ну, конечно, она, как всегда, в высшем обществе. Он незаметно обернулся. Станевич представляла
Хелмицкого своим знакомым.
Лили Ганская явилась в десять часов. Она быстро прошла через бар, с улыбкой кивнула Кристине и исчезла в коридорчике за буфетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87