Пианист подошел к Котовичу.
— Какой вы желаете полонез, уважаемый пан? Котович глянул на него свысока.
— А-диг, молодой человек. А-диг.
— ОТЛИЧНО!— Пианист потер руки.— Там-та-там. Тара-тата-тата-татам... Этот?
Котович просиял.
— Отлично! Превосходно! Я счастлив, что встретил вас, молодой человек. Спасибо. Вы слышали, господа? Среди вас есть великий артист. Итак, смелее! Ни слова больше. Никаких возражений! Это исторический момент.
Пианист пошел совещаться с товарищами. Больше всех протестовал толстяк скрипач, но в конце концов музыканты, видно, сдались: перебрасываясь на ходу замечаниями, они поднялись на эстраду и стали вынимать инструменты. Котович, скрестив руки на груди, наблюдал за их приготовлениями.
— Отлично, господа!— воскликнул он.— Смелей. Начинать по моему знаку...
Официант, которого возненавидел Сломка, подтолкнул своего товарища:
— Силен, бродяга!
К ним подошли еще несколько официантов. Из дверей кухни в глубине зала с любопытством выглядывали судомойки. Один мальчишка-коридорный даже влез на стол, но старший официант согнал его оттуда, как кошку.
Котович был как раз посередине зала, когда из бара с шумом и гамом повалила направлявшаяся к выходу компания. Сломка поспешил было им навстречу, но Котович и тут остановил его:
— Стой, любезнейший! Ни с места. Налево кру-у-гом!
И, не обращая больше на него внимания, обернулся к вошедшим. Их было человек двадцать. Ганка Левицкая, которая только что отплясывала на столе канкан, теперь, с пьяным смехом вихляя бедрами и задрав длинное вечернее платье выше колен, изображала негритянскую танцовщицу. Окружавшие ее мужчины — Свенцкий, Путятыцкий и Павлицкий — прихлопывали в такт руками. Вейхерт, держа в зубах сигару, что-то бормотал на ухо Розе Путятыцкой. А та с кирпично-красными пятнами на вытянутом, лошадином лице внимательно слушала, разражаясь то и дело коротким, отрывистым ржаньем. Ко-ханская и Станевич так и льнули с обеих сторон к красавцу эскулапу. Покинутую же доктором блондинку, которая напилась до бесчувствия, опекал адвокат Краев-ский. Сейферт в светлых, безупречно отглаженных брюках и таком же светлом, свободном пиджаке с подложенными плечами обнимал кудрявую Лили Ганскую.
Стоявший посреди зала Котович тряхнул шевелюрой и широко расставил руки.
— Прошу внимания!
Растерявшись и немного встревожившись от неожиданности, все остановились как вкопанные. Даже Ганка Левицкая с поднятой юбкой замерла на месте. Спустя минуту послышался шепот, но неподражаемый Котович тотчас водворил тишину.
— Ни слова!— Он, как заклинатель змей, сделал несколько магических пассов Прошу поближе!
Сбившись в тесную кучку, они послушно, молча двинулись к нему. В зале еще царил полумрак, и, застыв в этой тени, они казались одним целым — каким-то гигантским чудовищем со множеством странных, перепутанных конечностей. За окнами чирикали воробьи, приветствуя наступающий день. Сквозь щели в портьерах проникали полосы бледного света.
Из коридора, ведущего на кухню, одна за другой появлялись осмелевшие судомойки. Выглянул и повар в белом колпаке. За ним высунулась из двери Юргелюшка. Мальчишка-коридорный опять взобрался на стол, и на этот раз никто его не согнал.
Минуту-другую Котович любовался произведенным эффектом. Он был наверху блаженства. Восторг распирал его. Он выпрямился, став еще выше, и каким-то новым, необычным жестом простер руки вперед.
— Отлично! Превосходно! А теперь — сюрприз! Блистательный финал. Встреча наступающего дня. Гениальная идея! Дамы и господа, мы будем танцевать полонез.
Собравшиеся оживились. Идея пришлась по вкусу.
— Величественное зрелище!— повысил голос Котович.— Ни слова больше. Парами, друг за другом. Торжественное шествие. Национальная феерия. Кто против? Возражений нет? Принято единогласно. Да здравствует единство!
— Браво! Браво!— зааплодировали вокруг. Котович, сделав всем корпусом несколько энергичных
полуоборотов, отступил к эстраде и взглянул на музыкантов. Они ждали сигнала. Молодой пианист не сводил с него восхищенных глаз.
Только Ганка Левицкая никак не могла взять в толк, что происходит. Ей хотелось танцевать. Она стояла с поднятой юбкой, покачивая бедрами и нетерпеливо перебирая ногами. На ее полудетском личике было написано страстное, до слез, желание танцевать.
— Почему вы не хлопаете?— Она обвела блуждающим взором своих кавалеров.— Хлопайте, черт возьми!
Путятыцкий обнял ее за плечи.
— Когда танцуют полонез, деточка,— прогнусавил он,— хлопать не полагается.
— А что полагается?
— Увидишь.
Свенцкий зашептал ей что-то на ухо.
— Правда?- обрадовалась она.— И пластинки у тебя есть?
— Тсс!
— Итак, начинаем!— воскликнул Котович.— Занавес! Прекрасно, великолепно. Маэстро Сейферт, прошу вас!
Тот, не совсем твердой, но изящной поступью, выпорхнул на середину зала. Раздались аплодисменты. Сейферт раскланялся, как на сцене.
— Маэстро Сейферт и я,— возвысил голос Котович,— поведем полонез. Прошу вас, маэстро. Вот так! А теперь я буду вызывать пары. Дамы и господа! Неповторимый, потрясающий момент. Да осенит меня вдохновение! Первая пара: пан министр Свенцкий и графиня Роза Путятыцкая.
— Из Хвалибоги!— крикнул Вейхерт.
Стоявшая в глубине зала Стефка влезла на стул.
— Поди-ка,— позвала она свою подружку,— посмотрим, какая она, эта графиня. Вот это да! Глянь-ка, глянь, вот так уродина.
Вызванные вышли под общие аплодисменты. Сломка тоже хлопал изо всех сил. Свенцкий поклонился Путя-тыцкой, как придворной даме.
— Пани, весьма польщен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87