Лезь, говорю, не глупи... Эмилька!
И он стал насильно толкать ее в шкаф.
— Пусти!— закричала она.— Мама!
Тогда Лукаш, совсем выведенный из равновесия, схватил ее за талию, несмотря на отчаянное сопротивление, втолкнул внутрь, быстро захлопнул дверцы и повернул ключ.
— Видишь?— спросил он.
Но вместо ожидаемого ответа из шкафа послышался несколько приглушенный, но тем не менее ужасно громкий рев Эмильки. Она безумно заметалась в тесном пространстве, принялась колотить кулачками в дверцы.
— Пу-у-у-сти!— взывала она не своим голосом.— Пу-у-сти!
Лукаш совсем потерял голову, просто не знал, что делать. Убежать? Спрятаться куда-нибудь? Или, может, открыть дверцы? Зажечь свет? Сам не свой, он кинулся вперед, наткнулся впотьмах на стол„ метнулся в сторону, но опрокинул стул, который упал со страшным шумом» Тут в комнату прибежала мать.
Она, конечно, сразу поняла, что случилось. Но когда она вывела кричащую и плачущую Эмильку из шкафа, девочка разревелась еще пуще, и не было никакой возможности ее успокоить, она отталкивала мать Лукаша и дрожала, вся бледная, чуть не синяя, отчаянно крича:
— Домой, хочу домой!
Лукаш, скромно отойдя в сторонку, хмуро глядел на эту сцену... «Зачем такой крик?— недовольно думал « он.— Ведь ничего не произошло... Глупая!»
В конце концов мать, видя, что на Эмильку не действуют никакие уговоры, увела ее к себе. Лукаш вздохнул с облегчением. Первым делом он запер шкаф, потом стал прислушиваться. Долго еще из глубины квартиры долетали плач и крики Эмильки, но, видимо, мать нашла все же какой-то способ ее успокоить, так как все наконец утихло и через некоторое время в передней послышались два голоса: голос матери и, уже совершенно спокойный, деловой, голос Эмильки.
Для Лукаша не было сомнения, что после этого ему не миновать долгого разговора с матерью, и он был уверен: как только Эмилька уйдет, его сейчас же позовут. Он даже подумал было, не сделать ли вид, будто не слышит. Однако мать, по-видимому, учла эту возможность, так как сперва открыла дверь в коридор и только тогда позвала,— правда, совсем негромко, но зато весьма выразительно. К сожалению, такого зова нельзя было не услышать. Лукаш шепнул в сторону лиса:
— Ничего не бойся! И пошел.
Мать сидела у себя за письменным столиком. Как только Лукаш вошел, она спросила:
— Лукаш, скажи мне, пожалуйста, что все это значит?
Не зная хорошенько, куда девать глаза, Лукаш стал искать для них какФй-нибудь спасительной опоры. Сверх ожиданий он быстро нашел ее в своей разорванной подошве.
— Зачем ты запер Эмильку в шкафу? Что это за игра?
— Это не игра,— пробормотал он.
— Так в чем же дело?
— Потому что она глупая.
— А ты? По-твоему, это умно — запереть кого-нибудь в шкафу? Что ты сказал бы, если б тебя так заперли?
Лукаш пожал плечами,
— Я могу.
— Что ты можешь?
— Да в шкафу.
— Что ж, если тебе нравится, чтоб тебя запирали в шкаф, это твое дело. Но Эмилька, кажется, вовсе не просила, чтоб ее запирали.
— Потому что она глупая.
Мать некоторое время молча смотрела на него.
— Подойди поближе, Лукаш.
Он подошел без особой готовности.
— Что тебя так интересует в твоей туфле?
— Там дырка,— объяснил он. Он поднял глаза на мать.
— Скажи мне, Лукаш.— Она притянула его к себе.— Эмилька говорит, что ты хотел показать ей какую-то тайну. Что это за тайна? Ты можешь мне сказать?
— Могу,— прошептал он.
— Ну?
— Потому что, понимаешь...
— Так.
— Ко мне пришел...
— Кто?
— Золотой лис...— еле слышно промолвил он.
И, боясь уловить на лице матери оттенок недоверия, снова стал искать глазами дыру в туфле. Но в голбсе матери он не услышал никакой подозрительности.
— И где же он?
— У меня.
— Где это — у тебя?
— В шкафу.
Минуту царила тишина. Наконец он рискнул взглянуть на мать.
— Ты не веришь?
— Почему ж мне не верить? ВеДь ты же не врешь? Правда?
— Ах нет! Он в самом деле пришел. Золотой.
— И ты хотел показать его Эмильке?
— Да. А она, глупая, ничего не видит.
— Погоди, Лукаш,— возразила мать,— постой; разве это хорошо — заставлять кого-нибудь насильно видеть золотого лиса?
— Потому что я хотел, чтоб она увидала.
— Но она все равно не увидала. Ты только напугал ее, а лису могло быть неприятно, что ты таким дурным способом его показываешь.
— Ты думаешь?— встревожился Лукаш.— Я перед ним извинюсь.
— А перед Эмилькой?
Минуту он боролся с собой, наконец решил:
— И перед Эмилькой тоже... А ты хочешь видеть золотого лиса? Пойдешь смотреть? Нет?
— Я не говорю, что не хочу.— Она погладила его по голове.— Но подумай, Лукаш, ведь лис пришел к тебе...
— И к тебе тоже.
— Допустим. Но это твой гость, и ты должен следить за тем, чтобы ему было у тебя хорошо.
— Ему очень хорошо,— заявил Лукаш.
— Ты в этом уверен? Ты думаешь, ему приятно, чтоб на него все время кто-нибудь смотрел?
— Совсем не все время. А ты можешь?
— Конечно, могу. Но условимся, что сегодня мы оставим его в покое, хорошо?
— А завтра придешь посмотреть? Ты в темноте увидишь...
— Об этом завтра поговорим...
К несчастью, на другой день и в ближайшие дни все так неудачно складывалось, что мать не могла посмотреть золотого лиса. То ее днем не было дома, то ей было некогда, то — опять оказия — нанести официальный визит лису не позволяло присутствие Гжеся. Впрочем, Лукаш не возобновлял своей просьбы; только два раза: один раз — вернувшись из детского сада, и другой — за ужином,— он пытался взглядом напомнить матери ее обещание, но в обоих случаях вынес впечатление, что мать не хочет понять его намеки. В общем, все домашние, включая и Эльзу, держались так, словно хорошо знали о присутствии золотого лиса, но не хотели говорить на эту тему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112