ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
К красному, мрачному, как казарма, зданию со всех сторон лепились тюрьмы, клети, съезжие избы, иные были без крыш, туда приводили арестованных.
Девиер выскочил из возка, откинул меховую полость, склонился почтительно. Государь выбрался не торопливо, оперся на трость, но не уходил, пока полицмейстер не выпрямился и не наткнулся на острые шилья царевых глаз.
— За мостами доглядывай чаще,— хмуро проговорил Петр, продолжая стоять у возка, словно что-то мешало ему уйти не прощаясь.— Случится пожар — дай знать!
Девиер знал про слабость государя — тушить пожары, где бы они ни вспыхнули, но до сих пор так и не разгадал этого его пристрастия,— то ли Петра привлекало укрощение стихии огня, то ли он любовался зрелищем пожираемого пламенем дома, то ли его манили шум и гомон толпы, сбежавшейся поглазеть на государя, без страха лезшего в горящие окна, карабкавшегося на виду у всех на крышу, а главное — бравшего при любом пожаре команду на себя.
— Будет исполнено, ваше величество...
Петр пососал погасшую трубку, все еще медля.
— Державе нашей нет ни конца ни края, и границы ее туманны,— щурясь на пробившееся сквозь свинцовые облака солнце, наконец проговорил Петр и вздохнул, как бы сожалея о чем-то несбыточном.— Видно, на роду ей суждено растягиваться вширь, достигнуть тех земель, откуда пошла на нас татарская конница и куда теперь должны идти мы и не уходить вовеки... А народ... Народ привыкает и к хозяину, и к тяглу, иным себя не сознает. Нам не отучить его от ярма... А кнут и батоги тоже не помеха, чтоб учить грамоте ленивых и тех, кто живет одной своей пользой, не радея об отечестве...
Пожалуй, царь и задержался лишь для последних слов, поэтому не стал ждать, что скажет в ответ полицмейстер, а совсем по-молодому, почти вприпрыжку взбежал по ступенькам крыльца.
В Тайной розыскных дел канцелярии Петр бывал бессчетно, но не мог привыкнуть к сумрачному длинному коридору, где сейчас гулко отдавались его шаги. Из комнат, где за столами гнулись дьяки и писари, в коридор проникал тусклый мертвенный отсвет дня, в иных комнатах на широких лавках тесно жались друг к другу, чтобы согреться, колодники в ветхой одежде, лязга
ли цепи, в воздухе стояла спертая вонь от сырых, потных онучей и мокрых лаптей.
Петр толкнул ногой дверь в кабинет начальника Тайной канцелярии. Она распахнулась без скрипа, и его окатило теплом и светом. На столе в медных шандалах оплывали свечи, около горящего камина, подвинув к огню кресло, грел свои постоянно стынущие ноги Петр Андреевич Толстой. Это был уже старый служака, ставший править розыскными делами после того, как показал немалое искусство вытягивать из человека самое потайное. То ласково увещевая, то обещая за искреннее признание уменьшить наказание, то действуя прямой угрозой, умел расположить к себе подчас и заклятого преступника. Петр не сразу поверил в верность Толстого, потому что в свое время тот близко стоял к закоренелым его недругам Милославским, держал сторону Софьи, хотя и остался в стороне, не увяз в трясине заговора. Царь приручал сего вельможу долго и терпеливо, много лет он состоял послом России в Турции и натерпелся там унижений, обид и всякого лиха от султанского двора, зато успел разгадать хитрости и притворства чужого мира, а единожды, когда Петр готовился к решающей битве под Полтавой, даже удержал Турцию от войны с Россией. И с этого времени Петр не жалел для него милостей и наград. Но особенно Толстой стал ему близок после того, как, проявив находчивость, изворотливость и изрядный ум, разыскал сбежавшего царевича Алексея и так повлиял на него, что тот по доброй воле согласился вернуться домой. И здесь, занимаясь делом царевича, для чего собственно и была учреждена Тайная канцелярия, он уговорами и ласками, пыткой вытащил из изменника все супротивное, что таилось на дне его души... С годами из человека, стоявшего на противной стороне, он превратился в верного пса, которому Петр верил сейчас как самому себе. А ведь был случай, когда на одном пиршестве царь, полуобняв Толстого, пошутил зловеще: «Эх, голова ты, голова! Не сидеть бы тебе на шее, не будь ты так умна!» Теперь же Петр глядел на Толстого как на одного из самых преданных царедворцев, ставя его во многом выше светлейшего.
Толстой, в расстегнутом бархатном камзоле, сидел спиной к двери. Седой пышный парик с буклями делал его похожим на бабу. Но схожесть сразу пропала, когда, переступив порог, царь разглядел находившегося
тут же колодника — всклокоченного, в разорванной рубахе, расползавшейся на лохмотья, серых холщовых портах и босого. Только сильный, уверенный в себе человек мог так мирно и безбоязненно сидеть рядом с этим бродягой, бросившим на Петра звероподобный взгляд черных глаз с синеватыми белками.
Видно, не слышав, как открылась дверь, Толстой лишь теперь обнаружил у себя за спиной государя и, несмотря на тучность и одышку, живо привскочил, крикнул колоднику:
— Встать, нехристь!
И хотя он выдохнул это приказание как команду, голос его не дышал угрозой, в нем скорее звучало приглашение, а не злой напор и сила.
— Ты разве не зришь, смрадник, кто перед тобой?
Колодник медленно и как бы нехотя расклеил разбитые в кровь губы, ответил дерзко и даже глумливо:
— Зрю, но не почитаю за царя...
К запястью правой руки Толстого была прикреплена витая короткая плеть с гибкой железной нитью внутри, легким движением пухлой кисти он размахнулся и полоснул колодника по лицу. Тот даже не шелохнулся на грубо сколоченной скамейке и тыльной стороной руки отер проступившую на щеке кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
Девиер выскочил из возка, откинул меховую полость, склонился почтительно. Государь выбрался не торопливо, оперся на трость, но не уходил, пока полицмейстер не выпрямился и не наткнулся на острые шилья царевых глаз.
— За мостами доглядывай чаще,— хмуро проговорил Петр, продолжая стоять у возка, словно что-то мешало ему уйти не прощаясь.— Случится пожар — дай знать!
Девиер знал про слабость государя — тушить пожары, где бы они ни вспыхнули, но до сих пор так и не разгадал этого его пристрастия,— то ли Петра привлекало укрощение стихии огня, то ли он любовался зрелищем пожираемого пламенем дома, то ли его манили шум и гомон толпы, сбежавшейся поглазеть на государя, без страха лезшего в горящие окна, карабкавшегося на виду у всех на крышу, а главное — бравшего при любом пожаре команду на себя.
— Будет исполнено, ваше величество...
Петр пососал погасшую трубку, все еще медля.
— Державе нашей нет ни конца ни края, и границы ее туманны,— щурясь на пробившееся сквозь свинцовые облака солнце, наконец проговорил Петр и вздохнул, как бы сожалея о чем-то несбыточном.— Видно, на роду ей суждено растягиваться вширь, достигнуть тех земель, откуда пошла на нас татарская конница и куда теперь должны идти мы и не уходить вовеки... А народ... Народ привыкает и к хозяину, и к тяглу, иным себя не сознает. Нам не отучить его от ярма... А кнут и батоги тоже не помеха, чтоб учить грамоте ленивых и тех, кто живет одной своей пользой, не радея об отечестве...
Пожалуй, царь и задержался лишь для последних слов, поэтому не стал ждать, что скажет в ответ полицмейстер, а совсем по-молодому, почти вприпрыжку взбежал по ступенькам крыльца.
В Тайной розыскных дел канцелярии Петр бывал бессчетно, но не мог привыкнуть к сумрачному длинному коридору, где сейчас гулко отдавались его шаги. Из комнат, где за столами гнулись дьяки и писари, в коридор проникал тусклый мертвенный отсвет дня, в иных комнатах на широких лавках тесно жались друг к другу, чтобы согреться, колодники в ветхой одежде, лязга
ли цепи, в воздухе стояла спертая вонь от сырых, потных онучей и мокрых лаптей.
Петр толкнул ногой дверь в кабинет начальника Тайной канцелярии. Она распахнулась без скрипа, и его окатило теплом и светом. На столе в медных шандалах оплывали свечи, около горящего камина, подвинув к огню кресло, грел свои постоянно стынущие ноги Петр Андреевич Толстой. Это был уже старый служака, ставший править розыскными делами после того, как показал немалое искусство вытягивать из человека самое потайное. То ласково увещевая, то обещая за искреннее признание уменьшить наказание, то действуя прямой угрозой, умел расположить к себе подчас и заклятого преступника. Петр не сразу поверил в верность Толстого, потому что в свое время тот близко стоял к закоренелым его недругам Милославским, держал сторону Софьи, хотя и остался в стороне, не увяз в трясине заговора. Царь приручал сего вельможу долго и терпеливо, много лет он состоял послом России в Турции и натерпелся там унижений, обид и всякого лиха от султанского двора, зато успел разгадать хитрости и притворства чужого мира, а единожды, когда Петр готовился к решающей битве под Полтавой, даже удержал Турцию от войны с Россией. И с этого времени Петр не жалел для него милостей и наград. Но особенно Толстой стал ему близок после того, как, проявив находчивость, изворотливость и изрядный ум, разыскал сбежавшего царевича Алексея и так повлиял на него, что тот по доброй воле согласился вернуться домой. И здесь, занимаясь делом царевича, для чего собственно и была учреждена Тайная канцелярия, он уговорами и ласками, пыткой вытащил из изменника все супротивное, что таилось на дне его души... С годами из человека, стоявшего на противной стороне, он превратился в верного пса, которому Петр верил сейчас как самому себе. А ведь был случай, когда на одном пиршестве царь, полуобняв Толстого, пошутил зловеще: «Эх, голова ты, голова! Не сидеть бы тебе на шее, не будь ты так умна!» Теперь же Петр глядел на Толстого как на одного из самых преданных царедворцев, ставя его во многом выше светлейшего.
Толстой, в расстегнутом бархатном камзоле, сидел спиной к двери. Седой пышный парик с буклями делал его похожим на бабу. Но схожесть сразу пропала, когда, переступив порог, царь разглядел находившегося
тут же колодника — всклокоченного, в разорванной рубахе, расползавшейся на лохмотья, серых холщовых портах и босого. Только сильный, уверенный в себе человек мог так мирно и безбоязненно сидеть рядом с этим бродягой, бросившим на Петра звероподобный взгляд черных глаз с синеватыми белками.
Видно, не слышав, как открылась дверь, Толстой лишь теперь обнаружил у себя за спиной государя и, несмотря на тучность и одышку, живо привскочил, крикнул колоднику:
— Встать, нехристь!
И хотя он выдохнул это приказание как команду, голос его не дышал угрозой, в нем скорее звучало приглашение, а не злой напор и сила.
— Ты разве не зришь, смрадник, кто перед тобой?
Колодник медленно и как бы нехотя расклеил разбитые в кровь губы, ответил дерзко и даже глумливо:
— Зрю, но не почитаю за царя...
К запястью правой руки Толстого была прикреплена витая короткая плеть с гибкой железной нитью внутри, легким движением пухлой кисти он размахнулся и полоснул колодника по лицу. Тот даже не шелохнулся на грубо сколоченной скамейке и тыльной стороной руки отер проступившую на щеке кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203