ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
В предбаннике учитель выдавал всем чистое белье, новые штаны и рубахи, ватные пиджаки, после чего отвел в общежитие, где стояли железные кровати с белыми простынями, одеялами и мягкими подушками... Пока их сыновья и внуки проходили через все эти процедуры, отцы и деды молча и сосредоточенно ходили следом, посасывая трубки. Когда ребят усадили в столовой за стол и поставили перед каждым по тарелке горячих щей, каюры, видно, совсем успокоились и поверили, что их детям и внукам ничто не угрожает. Родителей тоже угостили вкусным обедом, и когда учитель спросил — понравилась ли им школа, они дружно закивали: «Кэт ларге! Кэт ларге!»
Теперь они могли без тревоги разъезжаться по своим стойбищам — они своими глазами видели, что ребятишки попали в хорошие руки... Теперь они разнесут весть о добром учителе и его школе по всем стойбищам побережья, чтобы другие рыбаки и охотники посылали сюда своих сыновей и дочек...
На другой день учитель провел первый урок. Ученики сняли обувь в коридоре и в теплых носках вошли в хорошо натопленный класс, где пока не было ни одной парты, которые должны были смастерить в Богородске и привезти месяца через полтора. Поэтому все пока легли на чисто вымытый пол, и я вместе со всеми. Каждый получил по тетрадке и карандашу, и мы стали чертить палочки и кружочки, чтобы научиться писать буквы. И нивхи и ульчи оказались на редкость способными и прилежными учениками, они с напряженным вниманием слушали учителя, повторяли за ним русские слова, смотрели на красочную картинку с нарисованной лошадью, коровой, собакой, со всем, с чем были знакомы по своей жизни в стойбищах: рыбой, юртой, неводом, торбазами, костром — и вскоре показали себя искусными рисовальщиками. Мальчик Тэна особенно легко и без всяких усилий рисовал собак и нарты, и лицо своей бабушки, и всех подряд, кто хотел, чтобы его нарисовали... Когда же привезли парты, школа стала походить на настоящую, появились дежурные, которые следили за чистотой в классе, стирали тряпкой пыль с черной доски, проверяли, чистые ли у всех руки и уши. Если кто-либо поленился с утра помыться, его тут же отправляли в общежитие, и через несколько минут он прибегал обратно, весь красный от смущения. Дежурные помогали маме и на кухне, мыли посуду, накрывали на стол, нарезали хлеб. Выходя из-за стола, каждый говорил «спасибо» поначалу из чувства благодарности,
а затем кто-то произнес: «Испасибо, мама!»— и с этого дня это стало привычкой для всех.
— Испасибо, мама! Испасибо, дядя!— звучало со всех сторон.
— На здоровье, мои детки!— отвечала мать, стоя у плиты и вытирая концом фартука пот со лба. Смеялась:— Вот обзавелась семейкой! Наверное, ни у кого на всем белом свете нет такой!
У меня тоже появились почти сорок братьев и сестер, среди них особенно близкими стали Тэна, Понгин, Койги, а также три девочки — Чешка, Симака и Оня. Девочки прибегали к маме, как только освобождались от уроков, и она учила их варить щи, делать котлеты, а по вечерам в свободные часы учила шить. Вышивать они умели, и мама переняла их узоры и начала вышивать красивые нивхские орнаменты, украшавшие халаты, торбаза и рукавицы...
Учитель весело потирал руки, что-то насвистывая про себя или напевая, и мне трудно было представить более довольного жизнью человека, чем Юрий Станиславович. Несмотря на огромные заботы о хозяйстве интерната, он никому никогда не пожаловался, что ему трудно, как будто все давалось ему легко, без всякого напряжения. Прибывали новые ученики, опоздавшие к первому приему, он вечерами занимался с ними отдельно, отдавая им все свое время. Бывал он и в меру строг, и внимателен, но ни разу я не видел его злым или жестоким, а когда гневался, то бледнел и молчал, пересиливая подступавшее к сердцу раздражение. Ребята не оставляли его даже на переменке, облепляя с двух сторон, висли на руках, и он терпеливо принимал это общее обожание, и, кто знает, может быть, то были самые счастливые минуты его жизни. Я тоже повиновался каждому слову учителя, исполнял его просьбы влюблено и радостно.
Только однажды, когда зима уже шла на убыль, меня опалила жгучая ненависть к нему. Как-то я проснулся среди ночи за ситцевым пологом в углу кухни и не обнаружил рядом матери. Я негромко позвал ее, подождал, думая, что она вышла на улицу и сейчас вернется, но текли минуты за минутами, а мать не появлялась. Мне стало и тревожно и боязно, хотя в этом стойбище, где жили такие бескорыстные и добрые нивхи, с мамой ничего плохого не могло случиться. Прождав ее довольно долго, я все же не выдержал, набросил на плечи шубейку, сунул ноги в валенки и выскочил в метельную темь. Меня опахнул холодный ветер, ударила в глаза снежная пыль, но недалеко от кухни в школе светилось одно окно, и я начал успокаиваться. Это было окно в комнате учителя, и стоит мне постучаться к нему, как тревога моя исчезнет. Я уже взбежал по ступенькам и собрался стукнуть в дверь, как нежданно услышал голос матери и ее смех. Я отступил от двери, точно пойманный на чем-то запретном, и замер. Я уже давно не слышал, чтобы мать смеялась так счастливо и бездумно, точно девчонка. Опаляемый мстительной ревностью, я вскарабкался на кромку фундамента, пытаясь заглянуть в окно, но стекла были обметаны инеем, и как я ни таращился, ничего не мог рассмотреть. И скорее догадался, чем увидел, что мать бегает по комнате, а учитель зачем-то догоняет ее и никак не может поймать. «И чего он носится за нею, как маленький?»— подумал я и вдруг задохнулся от волнения, поняв, что учитель, наконец, настиг мать, их две мятущиеся тени соединились и наступила странная тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
Теперь они могли без тревоги разъезжаться по своим стойбищам — они своими глазами видели, что ребятишки попали в хорошие руки... Теперь они разнесут весть о добром учителе и его школе по всем стойбищам побережья, чтобы другие рыбаки и охотники посылали сюда своих сыновей и дочек...
На другой день учитель провел первый урок. Ученики сняли обувь в коридоре и в теплых носках вошли в хорошо натопленный класс, где пока не было ни одной парты, которые должны были смастерить в Богородске и привезти месяца через полтора. Поэтому все пока легли на чисто вымытый пол, и я вместе со всеми. Каждый получил по тетрадке и карандашу, и мы стали чертить палочки и кружочки, чтобы научиться писать буквы. И нивхи и ульчи оказались на редкость способными и прилежными учениками, они с напряженным вниманием слушали учителя, повторяли за ним русские слова, смотрели на красочную картинку с нарисованной лошадью, коровой, собакой, со всем, с чем были знакомы по своей жизни в стойбищах: рыбой, юртой, неводом, торбазами, костром — и вскоре показали себя искусными рисовальщиками. Мальчик Тэна особенно легко и без всяких усилий рисовал собак и нарты, и лицо своей бабушки, и всех подряд, кто хотел, чтобы его нарисовали... Когда же привезли парты, школа стала походить на настоящую, появились дежурные, которые следили за чистотой в классе, стирали тряпкой пыль с черной доски, проверяли, чистые ли у всех руки и уши. Если кто-либо поленился с утра помыться, его тут же отправляли в общежитие, и через несколько минут он прибегал обратно, весь красный от смущения. Дежурные помогали маме и на кухне, мыли посуду, накрывали на стол, нарезали хлеб. Выходя из-за стола, каждый говорил «спасибо» поначалу из чувства благодарности,
а затем кто-то произнес: «Испасибо, мама!»— и с этого дня это стало привычкой для всех.
— Испасибо, мама! Испасибо, дядя!— звучало со всех сторон.
— На здоровье, мои детки!— отвечала мать, стоя у плиты и вытирая концом фартука пот со лба. Смеялась:— Вот обзавелась семейкой! Наверное, ни у кого на всем белом свете нет такой!
У меня тоже появились почти сорок братьев и сестер, среди них особенно близкими стали Тэна, Понгин, Койги, а также три девочки — Чешка, Симака и Оня. Девочки прибегали к маме, как только освобождались от уроков, и она учила их варить щи, делать котлеты, а по вечерам в свободные часы учила шить. Вышивать они умели, и мама переняла их узоры и начала вышивать красивые нивхские орнаменты, украшавшие халаты, торбаза и рукавицы...
Учитель весело потирал руки, что-то насвистывая про себя или напевая, и мне трудно было представить более довольного жизнью человека, чем Юрий Станиславович. Несмотря на огромные заботы о хозяйстве интерната, он никому никогда не пожаловался, что ему трудно, как будто все давалось ему легко, без всякого напряжения. Прибывали новые ученики, опоздавшие к первому приему, он вечерами занимался с ними отдельно, отдавая им все свое время. Бывал он и в меру строг, и внимателен, но ни разу я не видел его злым или жестоким, а когда гневался, то бледнел и молчал, пересиливая подступавшее к сердцу раздражение. Ребята не оставляли его даже на переменке, облепляя с двух сторон, висли на руках, и он терпеливо принимал это общее обожание, и, кто знает, может быть, то были самые счастливые минуты его жизни. Я тоже повиновался каждому слову учителя, исполнял его просьбы влюблено и радостно.
Только однажды, когда зима уже шла на убыль, меня опалила жгучая ненависть к нему. Как-то я проснулся среди ночи за ситцевым пологом в углу кухни и не обнаружил рядом матери. Я негромко позвал ее, подождал, думая, что она вышла на улицу и сейчас вернется, но текли минуты за минутами, а мать не появлялась. Мне стало и тревожно и боязно, хотя в этом стойбище, где жили такие бескорыстные и добрые нивхи, с мамой ничего плохого не могло случиться. Прождав ее довольно долго, я все же не выдержал, набросил на плечи шубейку, сунул ноги в валенки и выскочил в метельную темь. Меня опахнул холодный ветер, ударила в глаза снежная пыль, но недалеко от кухни в школе светилось одно окно, и я начал успокаиваться. Это было окно в комнате учителя, и стоит мне постучаться к нему, как тревога моя исчезнет. Я уже взбежал по ступенькам и собрался стукнуть в дверь, как нежданно услышал голос матери и ее смех. Я отступил от двери, точно пойманный на чем-то запретном, и замер. Я уже давно не слышал, чтобы мать смеялась так счастливо и бездумно, точно девчонка. Опаляемый мстительной ревностью, я вскарабкался на кромку фундамента, пытаясь заглянуть в окно, но стекла были обметаны инеем, и как я ни таращился, ничего не мог рассмотреть. И скорее догадался, чем увидел, что мать бегает по комнате, а учитель зачем-то догоняет ее и никак не может поймать. «И чего он носится за нею, как маленький?»— подумал я и вдруг задохнулся от волнения, поняв, что учитель, наконец, настиг мать, их две мятущиеся тени соединились и наступила странная тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203