— Вспомни, как служили тебе Морозовы — Борис и его брат Глеб! Негоже тебе с упрямой бабой тягаться... Пускай уедет в монастырь и молится, как ей по душе... Ты от того урона не понесешь... О тебе пекусь, о престоле твоем великом... Иных помыслов не имею...
Алексей Михайлович выслушал ее, глядя мимо, заговорил кичливо и неистово:
— Кому ты потворствуешь, сестра?.. Кому? Злыдне непокорной? Дай ей волю, как чума заразит стольный град! В монастырь отправлю, бояре там будут ее наведывать, новую святую себе сотворят!.. Нет! Нет! Мученического венца она не дождется... Заточу ее в Боровск навечно, чтобы слуху и духу о ней не доходило...
— Дай Бог, чтобы ты никогда не пожалел о содеянном!
Сжав сухие губы с резкими пучками морщин по уголкам, она поклонилась, резко повернулась и вышла. Но государя уже не трогала эта сердитость и настырность, коли он был уверен в своей правоте.
Внезапно скончался патриарх Питирим. Злословили, что смерть эта — божья кара патриарху за то, что хотел предать боярыню огню, вспоминали о моровой язве, что косила православный люд в наказанье за Никоновы ереси. Тогда многие еще надеялись, что его нововведения отринут, служба будет вестись по прежним канонам, воспрянет двуперстие, но все обернулось покруче,— на ревнителей старой веры Питирим положил анафему, людишек потянули за веру в застенок, ссылали, били батогами и плетьми... И начался повальный бег из городов и деревень Руси на Поморье, Поволжье, в далекую Сибирь, Польшу и Порту, бежали целыми семьями, сбивались в общины, скрывались в дремучих лесах и пустынях. Зловеще прокатился слух о близком конце света, староверцы рубили наспех скитские избы, рыли землянки, сарайчики, часовенки и молились, молились о спасении души, приносили покаяние друг другу, строго постились, долбили из крупных лесин колоды- гробы, ложились в них, облачившись в чистые рубахи, и ждали, когда содрогнется земля, расколются в прах каменные утесы, померкнут солнце и луна, посыпятся, как дождь, звезды, потекут огненные реки, сжигая на своем пути и людей, и животину, и всякую земнородную тварь. Наступит Страшный суд...
Но минул год и другой, а земля стояла бесплодная, не засеянная злаками, зарастая по пояс бурьяном, наводя своим запустением уныние и страх... Однако люди все равно твердили, что расплата за измену вере никого не обойдет, что после беззаконий Никона, предтечи зла и насилия, грядет время Антихриста, но теперь в его страшном лике проступал уже лик самого государя, ставшего орудием сатаны. А из далекого Пустозерска гремел набатом голос неистового, огнепального протопопа, не щадившего в посланиях ни вероотступников, ни самого царя... Он писал, не гнушаясь даже неприличием, такая лютая ненависть плескалась в нем: «А мучитель ревет в жюпеле огня. Навось тебе столовые, долгие и бесконечные, пироги, и меды сладкие, и водка процеженная, с зеленым вином! А есть ли под тобою перина пуховая и возглавие? И евнухи опахивают твое здоровье, чтоб мухи не кусали великого государя? А как там сратьтово ходишь, спальники ребята подтирают гузно-то в жюпеле огненном? Бедной, бедной, безумное царишко! Что ты над собою зделал? Ну сквозь землю пропадай, блядин сын...»
Федосью Прокопьевну увозили из монастыря глубокой ночью под сильной стражей, чтобы однодумники не устроили ей пышные проводы, не замутили столицу. Чуть позже в Боровск доставили княгиню Урусову и Марию Данилову.
Глубокая земляная тюрьма-погреб с крохотным оконцем, сиявшим вверху осколком неба, была крыта накатником, обложена дерниной. Тут было сыро, смрадно, пахло плесенью и мышами.
Спустившись в сумрачную ямину, боярыня не сразу разглядела сидевшую на соломенной подстилке черную, как грач, женщину в монашеском одеянии.
— Чья ты будешь, бедная душа?— обрадовавшись, что она не одна, спросила Федосья Прокопьевна.
— Имя мое Иустина, инокиня я...
— За какие вины тебя бросили сюда?
— За те же самые, что и тебя, боярыня,— смиренно отвечала Иустина.
— Значит, родная ты мне будешь сестрица,— ласково обнимая инокиню, сказала Федосья Прокопьевна и устало опустилась рядом на ворох соломы.
Скоро в тюрьму доставили княгиню, а потом Марию Данилову, и, как ни тяжко было им дышать влажным погребным духом, они учились беречь силы, меньше двигаться, говорить. И уж трудно было поверить в чудо, но к ним и сюда добралась старица Меланья, доставившая письма Аввакума, позже проник племянник Даниловой Родион, измеривший немало верст, чтобы достичь Боровского острога. Здешние же старообрядцы тайком передавали в яму добрую снедь.
Прометелила над тюрьмой злая зима, приходилось дыханием согревать руки, кутаться в тряпье. А весною грянула беда: до самой Москвы, до государя дошли изветы о их тайных свиданиях, и в Боровск был подослан подьячий Павел, чтобы учинить розыск и крестьянам, жившим по соседству с острогом, а главное — караульным, сотникам за то, «что они на караулах стояли оплошно». Подьячий, ретивый и свирепый, старался исполнить государев указ с пристрастием, и скоро были сосланы «на вечное житье» в Белгород служившие при остроге сотники Александр Медведецкий и Иван Чичагов, за ними пошли в ссылку боровский житель Памфил с женой Агриппиной. Подьячий отобрал у узниц лишнюю одежонку, припасы, иконы и четки...
Вслед за подьячим по именному указу великого государя посланы были в Боровск служилые из Стрелецкого приказа: дьяк Илларион Иванов, дьяк Кузьмищев, с ними подьячий старый да два молодых. И указано было думному дьяку тюремных сидельцев по их делам казнить, четвертовать и вешать, а иных к Москве прислать;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203