— спросил он.
— Мне кажется, что Иван Фомич не хотел ни на кого оказывать давления и подрывать авторитет райкома партии. Ведь он недвусмысленно выразил уверенность, что райком разберется во всем.
— Ну что ж, пожалуй, вы правы! — согласился Коробин и одобрительно качнул головой.— Скажите честно, а что вы сами думаете обо всем случившемся?
Еще пи разу за три года Коробин не разговаривал с Ксенией так доверительно и всерьез, не интересовался ее мнением — это льстило ее самолюбию, но одновременно заставляло быть осмотрительной.
— Я, может быть, в чем-то ошибаюсь, Сергей Яковлевич, но мне кажется, что обстановка в Черемшанке сложилась не очень легкая. Парторг Мрыхин человек слабый, частенько выпивает, Лузгин его не уважает и не считается с ним, подмял под себя...
— Подмял — значит, сильный! — Коробин рассмеялся отрывистым смешком.
— Да, но ведь если так, то, значит, над ним нет никакого партийного контроля! — возразила Ксения.— И Лузгин, кажется, действительно начинает смотреть на колхоз как на свою вотчину. Председатель он, конечно, опытный, хозяйство ведет умело, лучшей кандидатуры там просто нету, но все же мы его слишком избаловали, и он кое в чем уже теряет меру.
— Конкретнее,— попросил Коробин, и лицо его отвердело, стало жестковато-непроницаемым.
— Он всем грубит, угрожает, недостаточно внимателен к людям, не считается с их насущными нуждами, ему ничего не стоит обидеть любого, оскорбить походя. Он здорово подраспустился и не понимает, по-моему, главного —
теперь ведь в колхозе совсем другие люди, чем, скажем, год или два тому назад...
— Вы что-то тут навоображали, товарищ Яранцева! — прервал ее Коробин.— По-моему, люди там те же самые, что и были...
— Нет, нет, Сергей Яковлевич! — с горячей настойчивостью повторила Ксения.— В том-то и дело, что люди и те и не те. Ну как бы вам объяснить...
Она порывисто поднялась, словно то, что она сидела в кресле, мешало ей чувствовать себя свободной и смелой.
— На первый взгляд они как будто ни в чем не изменились, но стоит с кем угодно заговорить, и вы почувствуете, что это уже иные люди... Понимаете? Они, конечно, радуются, что стали лучше жить, что снизились на две трети, а то и больше, налоги, что начали получать каждый месяц денежный аванс. Но, главное, они воочию увидели, что партия всерьез взялась за сельское хозяйство, и если раньше почти всюду говорили об одном хлебе, то сейчас хотят чего-то большего — хотят, чтобы к ним относились, как к действительным хозяевам колхоза, прислушивались бы к их словам... А Лузгин знай себе по-прежнему кричит на них. Но теперь они не желают этого терпеть и сносить... Отсюда и все недовольство.
— Ну что ж, Лузгана мы всегда можем поправить, чтобы он не спекулировал нашим хорошим отношением к нему.— Коробин смотрел на нее уже без улыбки, спокойно и строго.— А недовольные не скоро исчезнут, на всех не угодишь! И наша с вами задача заключается не в том, чтобы слушать жалобщиков и недовольных, а каждый раз стараться взглянуть на все с большой, государственной вышки. Мы обязаны вовремя предупредить и таких, как Лузгин, чтобы он не забывался, и найти подходящего парторга, если Мрыхин не справляется, но, главное, помнить, что нас сюда поставили не наблюдателями, а руководителями. Значит, мы не имеем никакого права все пускать на самотек и произвол, иначе там такую демократию могут развести, что нас и дня не станут держать в райкоме.
— Я согласна с вами.— Ксения немного успокоилась и опять села в кресло.— Но что мы доложим секретарю обкома об этом колхозе?
— Ради этого я вас, собственно, и пригласил,— сказал Коробин и встал.— Я считаю, что мы должны докладывать ему делом — наведем порядок, дадим нахлобучку председателю, уберем безрукого парторга, кое-кому, вроде Дымгакова, напомним о его партийных обязанностях, призовем к дисциплине, чтобы был полный ажур. Скоро в колхозе должно быть отчетно-выборное собрание, готовьте его и проводите.
— А не лучше ли вам самому туда съездить, Сергей Яковлевич? — спросила Ксения.—Одно дело, когда собрание будет проводить инструктор, другое, когда приедет сам секретарь... Солиднее, авторитетнее как-то!
— Несколько лет тому назад я тоже переживал такую же неуверенность,— сказал Коробин, немного рисуясь.— Партийные руководители не рождаются готовыми. Я учился у старших товарищей, и вы, может быть, кое-что возьмете от меня, но вам пора уже действовать самостоятельно, без поводыря. Если будут затруднения — звоните, всегда буду рад помочь вам.
Ксения не боялась не справиться с тем, что поручал ей секретарь, скорее она даже гордилась: ей доверяют такое, и общем, нелегкое дело, но хотелось поделиться сомнениями, которые тревожили со, утвердиться в чем-то, чтобы охать и колхоз со спокойной душой. Она не знала, как ей нужно нести себя с Дымшаковым, и не потому, что ее связывали с этим человеком родственные отношения — ради принципов она могла поссориться с кем угодно, даже со всей своей семьей,— а потому, что в недовольстве Дым-шакова и его страстных и бесшабашных обличениях была известная доля здравого смысла, и от всего этого нельзя было просто отмахнуться. Но, боясь, что ее сомнения будут истолкованы Коровиным как некое проявление малодушия и беспомощности, Ксения промолчала.
— А как быть, Сергей Яковлевич, с объединением? — почти с испугом вспомнила она.— Ведь на собрании могут и об этом поднять вопрос.
Коробин на минуту задумался, захваченный немного врасплох, переставил с места на место пресс-папье, переложил с одного конца на другой папку.
— Я полагаю, что мы не должны вмешиваться в это дело и навязывать им свою точку зрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131