Нет, только не это! В Швейцарию? Единственная надежда на Швейцарию, но кто же за меня там поручится? А Гита? Что будет с Гитой? Нет, лучше об этом пока не думать...
Спустившись на лифте с Эйфелевой башни, я покинул толчею Всемирной выставки и долго блуждал в метро, пока не выбрался у Северного вокзала. Мне хотелось разузнать, когда прибывают экспрессы из Берлина. Я решил выходить к поезду уже с завтрашнего дня. Кто знает, может, Гита приедет раньше. Во второй половине дня ко мне должны были прийти Борис и Дик — осмотреть мое новое жилье. На всякий случай условились, что они будут ждать меня в вестибюле. Однако, кроме швейцара, там никого не было. В ресторане я их тоже не нашел. Отправился в бар. Ну конечно, они сидели там, потягивая через соломинку апельсиновый сок. Перед Диком стоял неизменный стаканчик виски.
— Явился наш блудный сын! — на весь бар закричал Дик.
Мне тоже принесли апельсиновый сок.
— Устроился? — спросил Борис.
— Устроился, и притом чудесно. А вас не забраковал испанский комитет?
Дик громко рассмеялся, а Борис сказал не без гордости:
— Могли бы выехать сегодня, но по совету Маши решили отдохнуть немного после дороги, осмотреть Париж. Кроме того, из Латвии ожидается еще одна группа. Вместе с ними и поедем.
— Счастливые,— вздохнул я. Дика растрогал мой вздох.
— Не горюй, Малыш! — он почему-то упорно звал меня Малышом.— Скоро к тебе приедет жена, и ты будешь счастливее нас.
— Отнес свой телефон хозяйке бара? — спросил я Дика, желая переменить тему разговора.— Ты ведь ей обещал.
— Мало ли что обещал. Но, может, еще отнесу. Дик на ветер слов не бросает. Она все-таки чудесная женщина, правда?
— Чудесная старая дама,— поправил Борис.— Если у тебя нет лучше, и она сойдет.
— А у тебя что, есть лучше?
— У него настоящая красавица, к тому же поэтесса,— не выдержал я.
— Поэтесса! — воскликнул Дик.— А где же она, твоя поэтесса?
— Не болтай чепухи,— набросился на меня Борис. Потом повернулся к Дику: — Она простая фабричная девочка. Недавно написал ей.
— Покажи фотографию,— сказал я.
Борис достал из бумажника фотографию Сподры. Дик выхватил ее из рук, посмотрел и воскликнул:
— О да, красавица! А что означает имя Сподра?
— Это значит — яркая, сияющая, чистая,— пояснил я.
Борис, довольный, улыбался. Я достал из кармана фотографию Гиты и протянул ее Дику:
— Чья лучше?
Дик недолго колебался.
— Твоя слишком грустная, мне такие не нравятся.
— Так это фотограф виноват,— возразил я. Но Дика трудно было переубедить.
— Нет, Малыш, она сама во всем виновата. Губы у нее грустные, глаза грустные, лоб грустный. Шотландцы любят веселых. Земля у нас мрачная, небо мрачное, жизнь тоже мрачная. И если у тебя еще жена дома мрачная, пиши пропало.
Я отнял у Дика фотографию.
— Ничего ты не смыслишь в женщинах. Пойдем-ка лучше, покажу вам свои апартаменты.
У лифта стояло множество иностранцев, и мы отправились пешком на пятый этаж. Дик поднимался с трудом, его мучила одышка.
— Ты повыше не мог снять? — возмущался он.— Я бы на твоем месте вообще устроился на Эйфелевой башне. По крайней мере, там есть ресторан, и твоей жене не пришлось бы бегать вниз и вверх за продуктами.
В самом деле, как я не подумал об этом! Ведь скоро прибавится маленький Анатол. Тесная кабина лифта в этом старом отеле вечно занята. Я буду работать или учиться, и мне-то придется всего раз или два в день спускаться и подниматься по лестнице. А Гите — множество раз. Но теперь было поздно об этом думать. Деньги уплачены, адрес послан Гите. Оставалось терпеливо ждать ее приезда. Поскорей бы она приезжала! Уедут Борис и Дик, я совсем один в этом огромном и чужом мне городе...
Комнаты понравились моим друзьям.
— Один вид чего стоит! — воскликнул Борис, выходя на балкон.— До Монмартра рукой подать. Набережная Сены, Лувр... Здесь чудесно, Анатол. Ты письмо отправил?
— Сегодня.
— Получит дней через пять. Дня три-четыре займет дорога. Можешь выходить встречать через неделю, не раньше.
— Я уже завтра пойду встречать.
— Что ты бесишься? Только мучаешь себя понапрасну. Смотри на жизнь проще, спокойней.
— Не все одинаковы.
— Учись у Дика.
— Что ты сказал? — встрепенулся Дик. Борис усмехнулся.
— Говорю, что ты забыл свою даму из бара.
— Пошли, ребята! — вскочив с дивана, воскликнул Дик.— Она мне нравится, эта перезрелая француженка.
— А ей нравится твой нос,— сказал я.— Как видишь, Дик, вкусы бывают разные. Рыжеволосая Мэри забраковала тебя, а мадам ты пришелся по вкусу. Ты забраковал мои комнаты, а Гите они понравятся.
Дик схватил меня за уши.
— Вот как она будет благодарить тебя!
Мы вышли на улицу в прекрасном настроении. Солнце уже скрылось за крышами домов и миллионами печных труб. В каменных руслах улиц бурлила жизнь. Бульваром Сен-Жермен мы добрались до моста Согласия и вышли к набережной Сены, где страстно целовалась парочка влюбленных.
— Это меня возбуждает! — воскликнул Дик, уплетая купленный по дороге кренделек.— Всякий раз, когда я вижу вот такую влюбленную парочку, кажется, сам сатана мне шепчет на ухо: «А что же ты теряешься, Дик, что стоишь, как кол среди двора? Распусти листву, позволь и ты какой-нибудь сладкогласной пташке присесть на твою веточку с ужасной бородавкой на конце».
Мы посмеялись.
— Смейтесь, ребята, смейтесь! Я свои недостатки знаю. Еще в детстве зеркало дало мне понять, что ангелочком я не буду. И с тех пор всю жизнь меня мучает зависть к тем, кто своей внешностью способен вскружить голову женщине...
Голос Дика дрогнул, и мне стало жаль парня.
— Не расстраивайся, Дик,— попытался я утешить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153