Воздух был разрежен и холоден, как шампанское со льда. Но он не приносил облегчения. От него кружилась голова и убыстрялся и без того скакавший пульс.
Пересекли плато и снова пошли на приступ. Каменистый скат был отвесный и гладкий, как крыша. На полпути обернулись и увидели, что кое-кто остался сидеть посреди плато на камнях. Среди них хромой бельгиец и Пендрик. Пендрик держал у рта горсть снега, и его частое дыхание под свежим утренним ветром превращалось в белесый туман.
Провожатый остановился.
— Здесь нельзя отставать, заснут и в два счета замерзнут. Надо помочь.
Мы с Жаном Сурумом и Яном Церикем с;*ус1*шись обратно.
— Вы что, с ума сошли? — набросился на них Су-рум.— Почему отстаете?
— Вы идите,— промямлил Пендрик:.— Передохну немного,
— Замерзнете здесь,— строго сказал Сурум.— Давай руку, пошли!
Пендрик протянул ему руку и побрел, опираясь на
Сурума. Мы с Церинем подняли остальных. Только хромого гонщика было нелегко уговорить.
— С меня довольно,— повторял он.— Я больше не могу. Неужели не могли отыскать дорогу получше?
— Дороги получше нет,— возразил Ян.
— Тоже мне умник с востока,— сказал бельгиец.— А вы знаете, кто наш проводник? Может, он предатель, заведет в горы и бросит. Нет, я дальше не пойду!
— Не болтай чепухи! — прикрикнул я.— Поднимайтесь, и пошли!
Мы взяли его под руки, приподняли и повели.
— Проклятье! — цедил он сквозь зубы, задыхаясь от злобы и усталости.— Можете мне поручиться, что он не анархист?
— Кто?
— Проводник.
— Сами вы анархист,— отрезал я, теряя терпение. — Надо соблюдать дисциплину.
— Мы пока не в армии. Что хочу, то и делаю.
— Нет, мы уже в армии,— терпеливо объяснял ему Церинь.— С того момента, как мы тронулись в путь, мы сами себя зачислили в интернациональную бригаду. И потому не позорьте себя и других.
Бельгиец едва держался на ногах, мы почти волоком тащили его. Остальные уже толпились наверху и поджидали нас.
Когда и мы поднялись туда, глазам открылась чудная картина. Справа заснеженный хребет, озаренный утренним солнцем, словно растопыренные пальцы, упирал свои вершины в ясное небо. Всхолмленная долина позади была затянута фиолетовой дымкой. Впереди за ближайшим заснеженным валом, где кончались горы, смутно синела долина, над которой прямыми рядами, будто перелетные птицы, плыли белые перистые облака. Всем без слов было ясно, что мы достигли предельной вышины, что за ней начинается совсем другой мир — Испания.
— Ну, что, перешли? — заметно оживившись, спросил бельгиец.
— Ват она — Испания,— махнув рукой в синюю даль, не без гордости произнес провожатый.— Но пока мы во Франции. За тем вон ледником, в лощине, начнется спуск. Видите: белый столбик на вершине?
— Видим! Видим! — отозвались десятки радостных голосов.
— Это пограничный столб,— продолжал провожа-
тый.— Один шаг от него — и вы в испанской провинции Каталония. Однако уже день,— добавил он, помолчав.— Нам надо торопиться. Там будем в безопасности. Теперь самое трудное — пройти ледник. Кто из вас устал, кому нужна помощь? Не стесняйтесь. Такая прогулка с непривычки кого хочешь свалит с ног.
— Мы вам поможем,— сказал я бельгийцу.
— Не надо, я сам,— ответил он негромко.— Спасибо. Пендрик тоже высвободил свой локоть.
— Как-нибудь,— сказал он Суруму,— немного осталось.
Начали спускаться к леднику. Провожатый внимательно ощупывал дорогу. Снег был зернистый, твердый и звонко хрустел под ногами. Пройдя наискосок по склону ледника, мы очутились в его нижней части, у небольшого ледяного обрыва. Он был невысок, всего несколько метров, а из-под наледи бил сильный поток, увлекая за собой куски льда и камни. Кромка ледника дрожала, как от землетрясения.
Под обрывом, среди множества прозрачных ручейков, пробивалась желтоватая травка и росли подснежники. Хромого бельгийца спустили вниз на веревках, боясь, как бы он снова не повредил ногу. Остальные спрыгнули сами. Каждый спешил поскорей добраться до пограничного столба.
Мы с Жаном Сурумом, Яном Церинем и Августом Саукой одновременно достигли границы. Долго стояли, словно завороженные, и молча смотрели на увитую голубой дымкой страну. В лучах солнца под нами купались облака, а поверх облаков вздымались синеватые остроконечные горы Каталонии. В оконцах между тучами сверкали ручьи и речки, сочные луга горных долин с пасущимися стадами, мохнатые сосновые боры и кроваво-красные пятна цветущего кустарника. А надо всем этим царили покой и тишина. И как-то не верилось, что там9 за горами и сосновыми борами, ревут самолеты, рвутся бомбы, рушатся дома, умирают люди. Этот покой, эта тишина и невыразимая красота никак не вязались с войной, грохотом пушек и смертью.
Скоро по ту сторону границы на небольвюй скалистой площадке собралась вся наша партия. Снизу, размахивая фуражками, потрясая сжатыми кулаками и что-то крича, к нам бежали трое испанцев с карабинами.
— Пограничники,— с нескрываемым удовольствием произнес провожатый.— Они всегда здесь встречают.
— У1уа 1оз 8оШаоо8 с!е 1а ЦЪег&д! 1 — кричали они на ходу. Наш провожатый, взволнованный их возгласами, захваченный величием мгновенья, стиснув кулак — знак международного приветствия и солидарности,— запел «Интернационал», все мы, как один, каждый га* своем родном языке пели вместе с ним. Испанские пограничники тоже пели, не переставая проворно и ловко подниматься по крутому склону.
— У1уа 1о8 т1егпасюпа1е8! 2 — кричал один из них, подняв над головой винтовку.— Мо разагап! Уешегетоз!3
Мы встретились и обнялись, как братья. Испанцы угощали нас белым хлебом, сушеным инжиром, солеными маслинами и крепким красным вином из маленьких мехов, болтавшихся у них за плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153