Закутавшись в шерстяные плащ-накидки, усталые, запыленные, шли навстречу пехотинцы республиканской армии. Они шли ссутулившись, дымя на ходу самокрутками, за плечами у них болтались винтовки самых различных систем. Без слов было ясно: идут защитники Мадрида, много месяцев просидевшие в окопах, изо дня в день смотревшие смерти в глаза, нечеловечески уставшие. Куда они шли этим студеным утрем, в глубокой задумчивости, не обращая на нас внимания? На заслуженный отдых? А может, снова в окопы после короткой ночи?
Скорей всего в окопы — на Мадридском фронте шли ожесточенные бои.
После тряски по колдобинам проселка наконец выбрались на асфальт. На повороте шоссе стоял указатель с надписью: «Мадрид». И опять нам навстречу шли пехотинцы. Но эти шагали бодрее. Одна колонна, чеканя шаг, пела по-немецки.
По их выправке, одежде можно было догадаться: новое пополнение направляется на фронт, чтобы в одной из бригад заполнить вырванное смертью звено.
— Интернационалисты,— сказал лежавший рядом Борис.— Немцы.
— Красные марокканцы,— сказал Христо Добрин, лежавший по другую сторону от меня.
— Почему марокканцы? — спросил Август. Сосед Добрина, Кароль Гечун, ответил:
— Не знаешь? Фашисты их побаиваются точно так же, как наши марокканцев.
С холма открылся вид на Мадрид, затянутый серой дымкой. А поодаль разлегся синеватый массив Гвадар-рамы с пригоршнями белых домиков, рассыпанных у подножья, и редкими снежными складками на скалистых вершинах. Над ними неторопливо плыли вереницы белых облаков. В центре города вздымалось стройное белое здание.
— Университет? — спросил я, не спуская восхищенного взгляда с панорамы города.
— Это здание почты и телеграфа. Узнаю по открыткам,— сказал Добрин.— Университетский городок должен быть левее, ближе к парку Каса-дель-Кампо.
Машина свернула налево и стала спускаться в лощину. Панорама Мадрида, представшая в свете утренней зари, постепенно скрывалась с глаз. Мы въехали в Викальваро, маленький городок, притаившийся среди холмов. Автоколонна пересекла главную улицу и остановилась у какой-то фабрики, возле железной дороги.
— Здесь дождемся темноты,— сказал комиссар Попов, вылезая из кабины.— Скоро начнут бомбить. В Мадриде днем бывает жарко.
Машины разместили во дворе фабрики, а дивизион расположился в ее просторных корпусах. Взяв жестяной ящик из-под пороха, мы с Пендриком отправились на ручей за водой.
Солнце поднялось довольно высоко, когда мы отыскали городской водоем, куда с гор стекала чистая ключевая вода. Несмотря на ранний час, там собралось уже много прачек со своими малышами. Белье сушилось прямо на траве. Ребятишки на берегу строили дворцы, каналы. Размокшая красная глина служила им отличным материалом.
И вдруг в воздухе послышался гул. На городок шли вражеские самолеты. Мы с Пендриком бросили свой ящик и схоронились в первой попавшейся воронке, предлагая жестами прачкам и детям последовать нашему примеру. Но женщины только смеялись в ответ. Видимо, они успели привыкнуть к воздушным налетам и перестали их бояться. А самолеты со страшным воем пронеслись над городком и скоро скрылись за ближайшим холмом. Вскоре оттуда донеслись взрывы. Бомбили Мадридское шоссе, по которому недавно двигалась наша колонна.
Мы выбрались из укрытия и с облегчением вздохнули. Но в то же мгновенье над Викальваро показалась новая эскадрилья. Было видно, как от самолетов отделились черные точки, вверху что-то засвистело, завыло, потом послышался оглушительный грохот. Сразу в нескольких местах взвились к небу бело-красные фонтаны глины и дыма, а над головами пронесся град осколков. Все произошло настолько неожиданно, что мы от удивления даже не успели припасть к земле. Я только немного пригнулся, и это, наверное, спасло меня — в нескольких шагах упало что-то твердое, тяжелое. От волнения я не разглядел, что это — осколок, кусок балки или кирпич.
Над городком клубилась пыль. Две бомбы были сброшены в центре — одна разбила домик с электротрансформаторами, другая упала возле бассейна, где прачки стирали белье. Маленький курчавый мальчик, обливаясь кровью, лежал на развороченной земле. Над ним голосила убитая горем мать. Остальные женщины посылали громкие проклятья фашистским пиратам.
— Где тут больница? — спросил я.
— Зачем ему теперь больница,— сказала стоявшая рядом женщина.— Мальчик мертв.
— Мы отнесем его к врачу.
— Уже поздно,— добавила вторая.
Все же мы подняли малыша и в сопровождении толпы зашагали к больнице. Мальчик в самом деле не подавал ни малейших признаков жизни. Из головки мне на руку стекала струйка крови и тут же застывала на солнце.
В больничном дворе было много народу. Люди плакали, стонали, ругались. У входа сестра бережно взяла у меня мальчика и ушла вместе с его матерью.
— Это уже двадцатый,— сказал нам старичок.— А во всем виноваты шпионы, пятая колонна. Стоит вам показаться, и они тут как тут. И всегда оно так.
Пока мы беседовали со стариком, женщины принесли нам воды в глиняных кувшинах и мыло. Смыв кровь с одежды и рук, мы собрались уходить. Старик снял шапку и приветливо простился с нами зашептали кругом.— Это интернационалисты...
Вернувшись на фабрику, мы узнали, что во время бомбежки ранило наблюдателя чешской батареи. Его тут же отправили в госпиталь.
— Тяжело ранили? — спросил я.
— Тяжело,— ответил Борис.— Воевать уж, видно, не придется.
— Даже пороха не понюхал, бедняга,— вздохнув, сказал Пендрик.
Весь день над Мадридом шли воздушные бои. Фашистские самолеты бомбили город, а на них обрушивались маленькие тупоносые истребители республиканцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153