Лучше бы отец упрекнул тогда за разгильдяйство, за обман родителей, за лукавство перед ним, чем вот так: ты по существу дезертир с фронта борьбы за здоровье и сохранение жизни завтрашних поколений. Мать, конечно, была целиком на стороне отца, но делать нечего, придется поступать в институт через год.
Время же изменило планы: на следующую осень помимо воли родителей Ирина поехала не в Куйбышев, а в Москву и сдала экзамены в автодорожный институт, на факультет механизации дорожного строительства.
На факультете Ирину считали весьма способной студенткой — с увлечением изучает технику дорожного строительства, имеет права шофера,— поэтому летнюю практику разрешили проводить по личному плану. Она и приехала на стройку. Два лета работала она здесь. Приспела пора думать о теме диплома, но тут подвернулась работа в мотоклубе, затем встреча с Ярцевым и... все пошло кувырком. Перевелась на заочное отделение. И не жалеет об этом. Автозавод переживает пусковой период. Все интересно: невиданная механизация производства, новая система оплаты труда... Продлила срок представления дипломной работы на один год. Тему подсказал Василий Ярцев, но еще не ясно, с чего начать проявление тех самых сил, которые должны подняться против слепого выгона норм. Василий Ярцев и его друзья пока не заметны на фоне общих дел, они будто затерялись среди станков, агрегатов, автоматических линий. Парни тревожатся за качество завтрашней продукции завода. Количество будет, а качество? Без качества нет темпа, без постоянного самоконтроля нет гарантии от брака. Охватит такая забота всех, или хотя бы половину автозаводцев, тогда пиши, а не вымучивай диплом...
Мотоцикл круто повернул вправо, затем налево и помчался вдоль строя агрегатов вспомогательной линии цеха. Ирина не отвлекалась на управление мотоциклом, руки сами направляли его куда надо, и с возрастающим интересом отмечала про себя разительные перемены в этом цехе. Несколько недель назад здесь теснились раскрытые ящики, контейнеры, связки арматуры — не проехать, не пройти. В пустых утробах печей гулко отдавались перестуки монтажников, под сводами крыши цеха вспыхивало множество молний электросварки, и оттуда густо сыпались искры: всюду чад, едучая гарь красок и смол, попавших в костры вместе с обломками снятой опалубки. Все это как бы готовило людей к привычным условиям работы в металлургическом Цехе. Дыши дымом и чадом плавленого металла, привыкай улавливать в оглушительном грохоте кувалд и сатанинском реве огня нужные тебе звуки и действуй. Так виделся этот цех в момент пуска на полную мощность всех агрегатов. И вдруг такая праздничность. Светло, в воздухе ни пылинки, хоть выключай мотоцикл — бесстыдно коптит выхлопная труба,—но машина генерального директора продолжает выписывать овалы и прямоугольники в пролетах цеха. Вероятно, генеральный запланировал эту «прогулку», чтоб показать своим спутникам недоделки, или испытывает, как долго может преследовать его девушка на мотоцикле.
«Испытывает... Смешно, слишком много ты стала думать о своей персоне»,— тут же устыдила себя Ирина.
Машина выкатилась на площадку перед печами и остановилась. Заглох и мотоцикл. Ни грохота кувалд, ни рева огня. Звонкая тишина. Быть может, цех отмечает последний час покоя? Отдает прощальный салют тишине?...
Нет, ничего подобного. Возле агрегата сегодняшнего литья идет напряженная работа: на приборном щите торопливо перемигиваются разноцветные лампочки, внутри самого агрегата бушует какая-то грозная сила — стенка печи и воздух возле них, кажется, предостерегающе вибрирует.
— Внимание,— донеслось сверху,— двенадцатитонный агрегат переводится на рабочий режим.
Это объявил по радио диспетчер цеха. Он, видно, ждал, когда тут появится генеральный директор. Литейщики — экипаж агрегата из четырех человек — переглянувшись, сделали по шагу вперед, каждый в синхронной последо-
вательности принялся нажимать на кнопки, передвигать рычаги от одного деления к другому так, словно движение рук было закольцовано на одном проводе электрической цепи. Импульс первого передался второму, третьему, четвертому и снова первому. Остался неподвижным только Рем Акимович, бывший механик автоколонны, инженер-металлург по образованию, о робком характере которого Ирина кое-что знала от Василия Ярцева. И сейчас Рем Акимович будто остолбенел, не может тронуться с места. Здесь он теперь сменный инженер по литью. Ирина подошла к нему.
— Неужели это литейный цех, Рем Акимович?.. Я не заблудилась?
Того смутил столь странный вопрос и, конечно, удивил: в присутствии генерального директора и главного металлурга к нему обращаются по имени и отчеству —
«заметили незаметного»..
Наблюдая за стрелками, поднимающимися по температурной шкале к красной черте, он держал на ладони хронометр.
— До команды «можно пускать» пройдет еще несколько минут и...— Рем Акимович попытался объяснить дальнейший процесс литья, но его прервал строгий голос справа:
— Не отвлекаться!..
Ирина почувствовала, Жемчугов грубовато оттесняет ее от Рема Акимовича. Пришлось сделать шаг в сторону, другой. Неожиданно она оказалась рядом с генеральным директором. Здесь, конечно, не будешь представлять ему грамоты на подпись, но постоять рядом не зазорно. Он предупредительно поздоровался с ней. Как это восприняли стоящие чуть поодаль от него начальники, трудно ска-зать, но в отличие от всех Олег Викторович, кажется, в эту минуту изменил себе: он стал суетливо метаться перед печью, предупреждая о чем-то экипаж литейщиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65