Стало темно. Лишь всплески ярких молний на мгновение обнажали наползающие одна на другую толстые черные тучи над Крутояром. И будто этого момента ждала перегороженная здесь Волга. Раскачалось и расходилось рукотворное море. Не брызги и пена, а словно дым с искрами и синим пламенем выбрасывают на высокий берег вздыбившиеся волны. Теперь они уже не ухали — ух-ходи, ух-ходи,— а громыхали, как залпы салюта. И Крутояр ходуном заходил, будто собрался сдаться на милость разбушевавшейся стихии, сбросить, стряхнуть с себя сотворенное человеческими руками. Штормовые удары напористых волн отдавались подземными толчками так, будто там под обрывом берега запульсировал вулкан неукротимой силы. Казалось, горы, степь опрокинутся и отступят под напором неистовых волн и ураганного ветра.
Однако твердь земная остается твердью, как верность верностью. Конечно, где-то повалились деревья, рухнули строительные леса, подъемные краны, слетели крыши, но, когда смерч утихомирился, а тяжелые тучи, что кружили над Крутояром, скатились на восточный небосклон, друзья продолжили свой разговор. Лишь Полина осталась в машине. Ей простительно: она оберегала ребенка, еще не веря, что ураган кончился.
Друзья вернулись в общежитие затемно. Тут их ждал комендант. Усталый, лицо в густой сетке морщин, а в глазах доброта. Вон какая буря пронеслась, все могло случиться, и у самого перед тем часом в затылке ломило до темноты в глазах, но нельзя оставлять такую телеграмму Володе Волкорезову просто в столе. Он уже успел заказать билет на самолет и только что уточнил — состоится ли рейс после такой бури? Ответили: Москва принимает.
— Кофе тебе, Володя, в термос налил, бутерброды вот подготовил,— сказал Федор Федорович, будто заранее зная, какое решение приняли ребята.— Слетай, разберись. Телеграмма мне не очень понятна...
— А где она? — спросил Володя.
— Ах, да, я забыл.— Он открыл стол.— Можно не читать. Вроде раньше смерти хоронить собрались, ждут тебя решить какие-то срочные дела...
Володя взял телеграмму, но читать не стал. Не тронулись с места и его друзья. Наступила неловкая пауза. Ее нарушил Федор Федорович:
— Разговаривал я с врачами. Современная медицина научилась спасать человека и от инфаркта....
Только после этого Володя прочитал содержание телеграммы и тут же мысленно увидел пакет: «Владимиру Волкорезову, вскрыть после моей смерти...» К пакету приколот бланк доверенности, которую должен подписать Володя в присутствии нотариуса и тем дать право ученому секретарю быть «опекуном» сына умершего академика, а это значит и распорядителем той доли, какую определил отец сыну в своем завещании. После вскрытия пакета будет виден объем доли. Отец писал это завещание под контролем Виктории Павловны и Станислава. «Опекуны», они в самом деле заставят умирающего старика торговаться с сыном заочно... Нет, этого допустить нельзя. Обойдусь без опекуна. Свою долю я передам дому инвалидов.
И если до этой минуты Володя еще колебался, лететь ему в Москву или не лететь, то сейчас решил твердо:
— Лечу, ребята, помогите достать билет на самолет.
— Билет уже заказан.
Звякнул телефон. Трубку взял Федор Федорович:
— Да, вернулся. Все нормально. Ясно...— И поторопил ребят: — Собирайтесь, сейчас машина подойдет.
Накануне Дня Победы кому-то пришло в голову пригласить коменданта общежития Федора Федоровича Ковалева в Клуб интересных встреч. Обычно там собираются молодые специалисты и, как было известно Федору Федоровичу, за чашкой кофе слушают конструкторов, создателей вычислительных машин, опытных спортсменов, участников автогонок. Иногда туда приходят итальянские специалисты, которые по собственной инициативе рассказывают о совершенстве той или иной модели автомобиля фирмы «Фиат». Между выступлениями практикуются музыкальные прокладки или показ короткометражных фильмов, как правило, из туристской фильмотеки местных кинолюбителей.
Федор Федорович согласился выступить на такой встрече, а затем спохватился: быть может, организаторы решили заменить музыкальную прокладку выступлением ветерана войны? Еще поставят рядом плясуна с балалайкой или какого-нибудь вруна с лубочными байками — «фрицев штыком через головы швырял, как снопы». Много сейчас таких сочинителей развелось. После войны, как после охоты: у кого полон ягдташ, тот молчит от усталости, а мазила врет: «Дуплетом десять штук свалил, все подранки в камышах остались».
Однако отступать было поздно: Клуб интересных встреч уже разослал приглашения и вывесил объявление, где обозначено: «Выступление участника штурма Берлина Ф. Ф. Ковалева».
Опасаясь собственной памяти, Федор Федорович стал думать, как установить доверительный контакт со слушателями? Ведь иногда бывает грустновато от забывчивости ' тех молодых людей, которые смотрят на былое с прищуром, с ухмылкой, будто нет им дела до прошлых земных неурядиц и драк. Иные даже ехидствуют: за что воевали, коль некоторые страны, поверженные в минувшей войне, обходят ныне победителей по каким-то статьям?! Вроде бы в наш век выгоднее быть побежденным, ибо побежденный лишен права содержать армию и тра-
тить материальные ресурсы на вооружение — пусть это право сохраняют за собой победители...
— С чего же начать разговор? — спросил себя Федор Федорович.
— Ну, хотя бы с того, что заботит сегодня думающего человека,— ответила ему память.
И он решил продемонстрировать перед памятью свою способность толковать о сегодняшней жизни с позиции смелого и даже дерзкого в прошлом вояки.
— Конечно, о жизни, о завтрашнем дне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65