Перед костром появился милиционер. За его спиной маячили двое. Один высокий, в плаще, другой пониже, в куртке с блестящими бляшками на груди.
— Кто сорвал лодку с замка? — строго спросил милиционер.
— Я,— ответил Ярцев.
— Пройдемте со мной.
Ярцев успокоил заволновавшегося было Рустами и скрылся в темноте. Туда же отступили те, что не посмели приблизиться к костру,— вероятно, владельцы дюралевой моторки. О чем они говорили с Ярцевым, никто из находившихся у костра уловить не мог, лишь Рустам Абсо-лямов теперь уже обостренным слухом фиксировал отдельные слова басовитого голоса: «Девушки... ха-ха, спасать... катать на чужих лодках... развратники...»
Эти слова, как показалось Рустаму, сотрясали под ним землю. Ого, вот как поворачивают дело против Ярцева, Но почему он отвечает так тихо, что не слышно его голоса. Надо кричать, возмущаться, наступать на них за то, что притаились, когда надо было спасать девушек.
И, собравшись с силами, Рустам, вскочил, .кинулся туда, темноту, выручать друга.. ....
Дело могло обернуться круто. Вслед за Рустамом бросились все, кто был у Костра. Несдобровать бы владельцам моторки даже в присутствии милиционера, но Ярцев нашел спокойный ход. Он попросил милиционера перенести разговор на завтра, передал ему свои документы,
— Ну, что, кажется, день отдыха пропадает? — спросил Володя Волнорезов.
— Уже пропал,— ответил Ярцев.
— Почему?
Рустам понял, что Ярцев собирается придумать какую-то версию, отвлекающую внимание всего табора неудачников от существа дела, помог ему найти ответ!
— Завтра аврал на пункте рекламации.
Это была неправда и правда: на пункте рекламации, в самом деле, по выходным дням скапливалось много машин частных владельцев. Туда комсомольцы-ремонтники разных цехов по субботам и воскресеньям приходили помогать сотрудникам пункта выслушивать претензии и устранять дефекты.
Шагая вдоль главного конвейера, Ярцев приглядывался к тому, на чем в иное время не останавливал даже беглого внимания. Сейчас его вдруг насторожило, что под ногами торцовая брусчатка — заводской паркет из деревянных шашек. Вышиби одну, вывалится вторая, затем третья... Ноги сами собой заскользили осторожно, как на зыбком льду. Сию же минуту он ощутил, что его провожают долгими взглядами начальники участков, бригадиры и сборщики сразу двух смен — утренней и вечерней. Идет пересменок. Остановись перед этими озабоченными взглядами и осудишь себя: нашел время испытывать внимательность людей к своей персоне, когда у них еще не улеглись волнения от вчерашней встряски.
Ярцев шел по вызову начальника ОТК, как было приказано — «доложить результаты выборочной обкатки автомобилей ночного выпуска»,— и нес в себе тревожные думы: «А вдруг в автомобилях ночного выпуска затаились
аварийные огрехи?.. Их не удалось выявить сегодня на выборочной обкатке, а потом... сколько проклятий пошлет заводу несчастный автолюбитель».
Это и еще что-то неосмысленное, кипящее в груди сдерживало Ярцева от рысистой прыти на вызов начальства и не позволяло останавливаться. Остановишься, и все захрястнет внутри, ни одного слова не отломишь для выхода наружу. И снова шаг за шагом память возвращала его к событиям вчерашнего дня.
...За три часа до окончания второй смены последнего дня месяца остановился главный конвейер. Остановился по техническим причинам. Наладчики, инженеры, технологи, ремонтники кинулись искать неполадки в электронных блоках «мозгового центра», в звеньях тяговой цепи, в контактах электропроводки, в роликовых опорах подвески. Ищут час, второй. На исходе третий... За эти три часа, должны были сойти с конвейера сотни автомобилей, которых не хватало для завершения месячного плана.
Сборщики расходятся понуро, с огорчением и досадой. А чему веселиться, когда остановился и не трогается конвейер? Уходи, не оборачивайся. Уходи и забудь о дополнительных начислениях к зарплате за выполнение плана, за качество... Нет, стойте! Разве можно так? Ведь он не чужой, свой, твой!..
Разумеется, никто не задерживал сборщиков ни в проходных, ни на площадках автобусных остановок. Весть, что остановился главный конвейер, встревожила город так, словно на него уже наползали громадины вечной мерзлоты, возвещая о возвращении ледникового периода. Из горкома партии позвонили в общежития: «Поговорите с рабочими, сборщиками, может, найдутся добровольцы остаться у конвейера, и затем... нельзя допускать, чтобы такой завод не выполнил плана, выбился из графика...» И добровольцы нашлись, поток сборщиков устремился к заводу. Даже коменданты молодежных общежитий тут появились во главе колонн своих жильцов. Федор Федорович в числе первых. Бледный, встревоженный, будто захлебнулась атака, люди залегли на нейтральной полосе под губительным огнем и их надо поднять во что бы то ни стало... Поднять!
В девятом часу вечера главный конвейер тронулся! Сборщики спешили наверстать упущенное. К полуночи план был выполнен с превышением на семьдесят машин.
Василий Ярцев понимал, что авральный выпуск автомобилей может таить много огрехов, и предложил своей бригаде обкатчиков остаться на площадке сбыта до утра. Летняя ночь короткая. С рассветом начать бы обкатку если не всех, то доброй половины автомобилей на испытательном полигоне. Члены бригады хмурились, но раз сам бригадир наметил себе десяток для придирчивой обкатки, не отставать же им.
Наступил рассвет. Первый автомобиль из своей десятки Ярцев провел на привычном режиме. Автомобиль не высказал никаких жалоб. Не верилось. Взял второй. То же самое. Лишь западала педаль сцепления при переключении скоростей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65