Конечно, был риск, и природа могла в одно мгновение уничтожить все предположения, но со льдом всегда так: всегда риск, потому что лед — это стихия.
Совещание кончилось поздно. Была уже ночь. На улице потрескивал мороз. Большая луна красноватого цвета словно повисла над темными силуэтами сопок. Картина была довольно мрачной, особенно от отблеска луны.
— Ну и местечко, настоящий разбой! — сказал один из наших гидрологов.
Нам подали сибирские сани-розвальни и отвезли в гостиницу на аэродроме. Замерзшие суда находились в двенадцати километрах от села Витим. Я остался на месте зимовки судов для помощи при строительстве ледорезов, а наша группа вылетела в верховья Лены.
Меня поместили на жилье в землянку одного шкипера. Поначалу он мне не понравился. Роста он был высокого, худощавый, с вьющимися волосами. Для красоты он отпустил довольно длинные усы, одет был франтовато. Очевидно, он очень следил за собой. Это, конечно, хорошо, но в данных условиях как-то никому и в голову не приходило заниматься своей внешностью, когда надо было спасать суда. Шкипера звали Вася. Но я должен был скоро переменить о нем свое мнение. Он оказался не «франтиком», а очень аккуратным и дельным человеком. Мало того, что, будучи плотником, он уже отремонтировал сам свою баржу, — его землянка выделялась своим порядком. Он устроил сени, так что снег во время метели не попадал в комнату. В землянке было чисто и даже уютно. Шкипер жил с женой и маленьким сынишкой.
— Располагайтесь вот тут, — сказал он мне, показывая на широкую самодельную скамейку, стоявшую в переднем' углу, вытесанную из огромной лиственницы. На Лене шкипера обычно плавают со своей семьей. Жена является матросом и помогает мужу во время плавания. Зимуют обычно такие семьи в затонах, куда попадает их баржа.
После совещания строительство ледорезов развернулось довольно быстро. Было мобилизовано все окрестное население. С утра до вечера слышался скрип саней, везущих бревна в два — три обхвата для устоев ледорезов. Начали забивать сваи. От одного из движков, снятых с судов, провели на место стройки электрический свет. Работа шла в три смены, круглые сутки. За это время я подружился с Васей. Это оказался очень положительный человек, с волевым характером. Он не роптал на трудности, а старался все сделать так, чтобы их уменьшить.
Напряженность первых дней работы не позволяла мне отвлекаться чем-то посторонним, и поэтому я не замечал
ни тайги, которая спустилась прямо к реке, и красивых скалистых берегов. Я уходил с рассветом и возвращался поздно ночью; мгновенно засыпал, едва успев добраться до своей скамейки.
У нас были взяты с собой спальные мешки, с которыми мы путешествовали по Арктике. Это значительно облегчало «проблему сна». Не надо было заботиться о подушках, одеялах и матрасе.
Но вот строительство ледорезов вошло в свой ритм. Было уже ясно, где что надо устанавливать, а часть ледорезов уже построили. У меня появилось свободное время. В один из таких дней я попросил у Васи лыжи и пошел побродить по окрестностям. Лыжи были широкие, подбитые камусом. С непривычки идти было трудно, ноги приходилось ставить очень широко. Снегу по берегам было очень много, чуть не в человеческий рост. Я вошел в ельник. В лесу было тихо. Аромат хвои наполнял воздух. Дышалось легко и свободно. Но лес почему-то был словно мертвый. Нигде не срывался из-под снега тетерев, не видно было белки и не слышно свиста рябчика. Только снегири порой вылетали на прогалины и садились поклевать упавшие в снег семена. Я шел и наслаждался покоем. Вдруг я заметил на снегу следы. Наверное, белка, решил я и подошел, чтобы как следует их рассмотреть. Но следы оказались не белки, — они были крупнее и шли цепочкой. Пройдя метров сто, следы подвели меня к большой ели и оборвались. Очевидно, их обладатель взобрался на дерево.
«Уж не соболь ли?» — подумал я.
Возвратясь с прогулки, вечером я рассказал Васе о виденных следах.
— Близко, говорите, в ельнике? — переспросил он.
— Да.
— Это соболь. Их- здесь очень много. Жалко только, нет времени сходить на отлов. Мы промышляем соболем. Ловим его живьем. В прошлом году мы зимовали на Вилюе, мне удалось отловить двадцать две штуки. Надо посмотреть, — сказал он.
Утром, еще до рассвета, Вася надел лыжи и, захватив фонарь, убежал в ельник. Когда мы пили чай, он вернулся раскрасневшийся и возбужденный.
— Точно, в ельнике живет соболь. Вот даже рябчика задрал. — И он вынул из кармана рябенькое крылышко
птицы. — Эх, только бы выходной дали! — воскликнул он. — Уж непременно поймаем!
Я еще никогда не участвовал в ловле соболей, и мне также очень захотелось отловить этого замечательного зверька. Наконец долгожданный выходной день наступил. Мы с Васей пошли в ельник. Я несколько удивился, что Вася не взял с собой ружья.
— Только лишний груз. Стрелять соболя сейчас нельзя. Надо брать живьем.
Вася взял с собой особую сетку, или, как он ее назвал, намет. Едва мы вошли в ельник, как наткнулись на свежие следы соболя. Вася сразу же побежал по следу. Я также бросился бежать, но скоро с непривычки отстал и запыхался. Решил идти медленно. Васю я потерял из вида, но зато по снегу, рядом с цепочкой соболиного следа шла его лыжня. Часа через четыре я стал замечать, что следы соболя стали неровными. Он несколько раз забирался на деревья и шел верхом, но потом снова спускался и бежал по снегу. Было видно, что Вася его настигал. Меня охватил охотничий азарт, и я побежал быстрее. Васю я нагнал скатившись в «падь», — так здесь называли лога. Он снял лыжи и отаптывал снег.
— Ну что, где соболь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68