За деньгами дело не станет.
— «Мягко стелет, да жестко спать», — снова пробурчал Нил.
— «С волками жить — по-волчьи выть»,— ответил ему Иван Савватьевич. — «Плетью обуха не перешибешь».— И уже громко, обращаясь к переводчику, сказал:
— Передай господину: гостям мы завсегда рады, а о цене сойдемся.
Нил возмущенно взглянул на Ивана и прошептал:
— Ты что, Иван Савватьевич, аль не видишь, какие это гости?
— Вижу, — ответил тот, — только ты в разуменье возьми нашу поморскую поговорку: «Если упасть, так уж в море, в лужу-то вовсе и не к чему». — Сказал и отвернулся.
Поморы явно были смущены столь странным поведением Ивана Савватьевича. Он весь преобразился, как-то оживился и был совсем другой. Таким они его не знали. Всегда это был степенный, малоразговорчивый человек. Теперь он шутил и явно заигрывал с негоциантом — торговцем.
— Неужели смерти испугался? — недоумевал прямой и бесхитростный Нил. — Непонятное что-то! Перед самим Студеным морем он никогда не трусил, а тут перед плюгавеньким старикашкой-э... — простонал он и отвернулся.
Молодежь была явно растеряна.
— Не вешай головы, орлята! Поможем господину негоцианту выгодно продать стекло в Архангельске! — смеясь, крикнул Иван Савватьевич.
Переводчик перевел. Старик негоциант заулыбался. Улыбнулись и все стоящие на палубе.
— Гут! — произнес негоциант громко.
Поморов повели в трюм и там накормили. В течение двух последующих дней их не выпускали. По качке они поняли, что корабли плывут. Нил снова хотел было заговорить с Иваном, но тот только отмахнулся и сказал:
— Мудра пословица поморская, понимать ее надо.
Вскоре Ивана Савватьевича позвали наверх, а остальных поморов перевели в носовой отсек. На высоте человеческого роста был маленький иллюминатор, забитый снаружи досками. Качка усилилась, послышались удары волн. Очевидно, был шторм.
— Потонем тут взаперти, как крысы! — негодовал Нил.
Потом шторм кончился. Корабли остановились и их, очевидно, начали чинить, — слышался стук топоров.Корабли, стояли несколько дней, потом снова тронулись дальше.
Поморы, поднимая друг друга на плечи, начали тихонько выколачивать доски иллюминатора. Постепенно доски отстали. Поморы увидели вдали берег. Подняли на плечи Нила, и тот сразу определил: «скоро в Двинское устье входить будем».
— Это же зимний берег, — сказал он. — Надо, ребя-та, вам бежать. Я уже старик, мне не выбраться, а вы бегите.
Молодые поморы попрощались с Нилом, сняли свои тяжелые тюленьи куртки и по одному стали вылезать в иллюминатор.
— Про Ивана Савватьевича ничего не говорите; непонятное это дело, — сказал Нил на прощанье.
Он скоро остался один, и только валявшиеся на полу куртки говорили о товарищах. Нил собрал куртки, хранящие еще тепло их хозяев, постелил и лег па них. Закрыв глаза, он стал думать об Иване: «Что же произошло? Почему так переменился кормчий?» Ведь он, Нил, вывел его на большую дорогу лучшего кормчего, поморья. И уж кто-кто, а он, Нил, знал каждую его даже затаенную мысль. А теперь? Что хотел сказать Иван поморской поговоркой, — не понял Нил. Судно делало частые повороты, и Нил почувствовал, что идут галсами. «Зачем идет галсами? — опять недоумевал он.— Тут прямой ход». Потом, словно молния, его прорезала мысль — «время тянет». Но зачем? Судно явно к Двинскому устью подходило по какой-то ломаной линии.
И тут только Нил понял. Он вскочил; лицо его пылало, а глаза сверкали, как у молодого: «Ну, Иван, вот что удумал! Эх я, старый... не понял сразу-то! Молодец!»
В это время наверху раздался топот ног, выстрелы и. крики. Очевидно, там происходила какая-то стычка. Потом все затихло. Суда снова пошли, теперь уже по направлению к Двинской крепости.
Нил не знал, что наверху произошла стычка с русскими таможенниками, которые встретили корабли у Двинского устья, приняли их за торговые, но на палубе при осмотре на них напала многочисленная шведская пехота, вышедшая из специальных укрытий, и их уничтожила, Иван Савватьевич стоял невозмутимо у штурвала и, казалось, был совершенно безучастен к тому, что делалось на верхней палубе. А палуба этого мирного негоциантского корабля преобразилась. Убитых таможенников сбросили в реку, кровь смыли. Голландский флаг был спущен, пушечные лазы открыты. Старый
Негоциант сбросил свои черный торговый кафтан и вышел на палубу в мундире, шведского адмирала. Мундир пересекала наискось голубая лента в орденах. Сбоку висела шпага, за поясом — пистолеты. Вся его свита, как по волшебству, превратилась в офицеров.
— Поднять флаг шведского короля! — приказал он.— Пушки к бою!
Рядом с Иваном Савватьевичем встали два офицера с пистолетами. Но помор невозмутимо вел корабль, как бы не замечая того, что происходит. Только один раз взгляд его скользнул в сторону и заметил забытый плотниками топор.
Разукрашенный шведскими флагами, флагманский фрегат «Корона» шел на всех парусах. Настроение на корабле было приподнятое. Люди ждали боя.
Показалась Двинская крепость, а там и Архангельск. Вчерашний негоциант был не кто иной, как известный шведский адмирал Ярл Юленшерна. Он предполагал снести крепость с ходу огнем пушек всего своего флота. Солдатам он обещал отдать Архангельск на три дня в их полное распоряжение. Все шло как нельзя лучше, И Ярл Юленшерна только ждал момента. Он готовился уже дать приказ стрелять. Но вдруг страшный толчок потряс фрегат. Все упали; кубарем покатился и сам Юленшерна. Фрегат на всем ходу наскочил на мель и пушки не могли стрелять по крепости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68