Майор присел на скамейку.
— Это я о находчивости в боевой обстановке.— Прапорщик затянулся дымком сигареты, задумчиво усмехаясь, чувствуя, что внимание окружающих прочно приковано к нему.— Значит, навстречу — «тигр». Расстояние метров сто, не больше. А в лобовой атаке этого зверя не прошибешь снарядом — очень уж толстая «шкура». Я оторопел за рычагами, смекаю: «Задним ходом спрятаться за бугор!» А наводчиком у нас был Вася Дуда-рев, геройский парень и в своем деле, доложу вам, непревзойденный мастак. Он тут командует: «Бронебойным!.. Короткая!» Тридцатьчетверка дернулась и стала. Секундой позже остановился и «тигр». Теперь наш и вражеский танки разделяло уже метров семьдесят. Вася Дударев лихорадочно крутит рукоятки поворотного и подъемного механизмов (пульта управления тогда, как известно, не было), целится то в одно, то в другое место вражеской машины, а сам бормочет — по переговорному устройству хорошо слышно: «Разве в лоб его возьмешь?.. В пушку, вот куда надо бить его,
проклятого!» Командир танка одобрил: «Верно, Вася! Бей да поточней, иначе хана нам...»
Все напряглись до предела. Неужели наша не возьмет?! У меня помнится, лоб взмок от холодного пота. А Дударев заделал поворот рукояткой подъемного механизма, и центральный угольник уперся в орудие вражеской машины. А оно тоже замерло, вот-вот выплюнет смертоносный гостинец. Но наш наводчик первым нажал на спуск, и пушка ахнула. Болванка ударила точно в основание вражеского орудия, испортила его. Заряжающий — снова снаряд в казенник, и наводчик теперь прицелился в левую гусеницу «тигра». Бац! Гусеница лопнула, как перерубленная. Мы все повеселели: все-таки взяла наша!..
Микульский помолчал, бросил потухшую сигарету в бочонок с водой, весело докончил:
— Не выдержали фрицы дуэли, начали выскакивать из люков. Ну мы их отправили... куда надо — и вперед! Вот вам и нервы, и находчивость.
Механики с уважением смотрели на ветерана, а капитан Приходько предложил:
— С наводчиками и заряжающими вот так бы побеседовать!
— Можно и с ними. Но я когда-то рассказывал им этот случай...
— Те давно уже в запасе. А молодым тоже полезно послушать.
Молчавший до этого комбат спросил Микульского, насколько отличается современный танк от тридцатьчетверки времен войны.
— Не по отдельным узлам, а в целом каково отличие? — уточнил он.
— В целом?— Прапорщик погладил свои поредевшие, с проседью волосы.— В целом одна от другой отличается так же, как новая легковая машина от самосвала. Чуть нажал педаль, чуть подал рычаг на себя — пятьдесятпятка уже слушается. А чтобы управлять тридцатьчетверкой, надо было немалую силушку иметь. Ну а то, что новый танк мощнее по броне и вооружению, так об этом вы и сами знаете.
Порорыв закончился. Вместе со всеми в технический класс заходил и рядовой Виноходов,— лицо у него было пасмурным, безрадостным. Проводив его взглядом, комбат спросил ротного:
— Как сегодня ведет себя Виноходов?
— Как обычно после взыскания — поджал хвост. Я перед занятиями говорил с ребятами, которые в одно время с ним кончали учебное.
— Что же узналось? — Загоров встал и они пошли к огневому городку. Кашлянув, капитан весело отвечал:
— Есть один любопытный штришок! Он был молчаливым, медлительным курсантом. На физзарядку выходил нехотя, в марш-бросках почти не участвовал, жалуясь на то, что у него во время бега болит сердце. Врачи ничего определенного не находили, но относились к нему с сочувствием. Однажды курсанты занимались вождением на танкодроме, километрах в десяти от учебного. А тут сообщили, что вечером в офицерском клубе будет интересный фильм. Времени до начала сеанса оставалось немного, машина из части еще не пришла и командир предложил совершить марш-бросок. Следом за всеми рванул и Виноходов. Не отстает ни на шаг, за сердце не хватается! Успели точно к началу сеанса. Тут и поняли, что симулянт водил за нос и врачей, и командира. Был тогда злой разговор на комсомольском собрании, вкатили ему выговор...
— Поня-а-атно! — протянул Загоров. Ротный продолжал ворчливо:
— Такие любят жаловаться на тяготы службы, во всем видят придирки. А разберешься — не придирки вовсе, а справедливая требовательность.
Приходько каким-то непостижимым чутьем угадывал, что сказать в данную минуту. Он как бы присутствовал при разговоре Загорова и Одинцова,— вот и выразил свое сочувствие и поддержку. Комбат посмотрел на него с молчализой признательностью.
— Что верно, то верно, Василий Григорьевич. Назначайте его заряжающим — и точка. Довольно панькаться с ним.
— Может, переведем в другой взвод?
— В какой?
— Лучше всего к Русинову.
Загоров вопросительно глянул на командира роты.
— Все будет нормально, — пояснил Приходько. — Русинов как раз тот человек, который умеет держать в руках таких молодцов. Вон возьмите Аверина. Тоже был — оторви да брось! Теперь стал тише травы, ниже воды.
— И правда! — подивился комбат, вспоминая, что год назад очень мучились с этим солдатом, не знали, что делать с ним. «Неужели Русинов сумел прибрать его к рукам? Если так, то он молодец!» — подумал майор и стал спрашивать, как теперь дела у Аверина.
Капитан отвечал, что тот учится наравне со всеми, овладел специальностью наводчика.
— Говорят, у него почерк красивый?
— Да, по этой части он мастер.
— А если назначим его писарем?.. Я на днях смотрел книги учета — довольно неприглядные. Пусть твой мастер перепишет все заново, составит штатно-долж-ностной список... Надо сделать аккуратно, со вкусом, чтобы в руки было приятно взять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104