Когда на трон взошел Алимхан-тура, Замонбек был назначен начальником над всеми доносчиками. Должность его была не столь уж почетна, но боялись его все: и кушбеги, и сам верховный судья, и другие большие и маленькие начальники. Замонбек почти все время проводил во дворце и ночевал дома не чаще одного-двух раз в неделю. Мушаррафа проводила время по своему усмотрению.
После смерти матери она близко сошлась с Магфират.
Вот и сейчас Мушаррафа в самом чудесном настроении шла к приятельнице, и вдруг в нее чуть не угодил камень, брошенный разгневанной Магфират. Впрочем, она быстро успокоилась и весело защебетала:
— Что же это вы, душа моя, совсем забыли меня? Я уж ждала, ждала да сама решила к вам заглянуть.
— И хорошо сделали,— сказала Магфират, ласково обнимая гостью.— А то я что-то нынче совсем расклеилась, не по себе мне. Давно бы вам прийти, доченька. Ну заходите, заходите.
Нежно обнявшись и осыпая друг друга любезностями, они прошли в большую комнату, похожую на крытый базар тканей, построенный в Бухаре Адулахадом. Она вся была увешана дорогими тканями и сюзане, пол застлан коврами, повсюду разбросаны большие и маленькие одеяла и подушки. В глубоких нишах стояла медная и фарфоровая посуда, дорогие чайники и пиалы, кашгарские блюда, китайские вазы...
Хозяйка, видно, собрала в этой комнате все самые дорогие украшения, ковры и ткани, которые достались ей от бая.
Обе женщины уселись на мягких одеялах, у среднего окна.
— Что-то у вас во дворе никого не видно, куда подевались все ваши служанки?
— Я их отпустила в баню.
— И во внешнем дворе никого нет?
— Саидбай, как всегда, сопровождает мужа в Арк.
— Так, значит, в доме никого? — многозначительно протянула Мушаррафа.— А что случилось с вашим водоносом? Чего это он выскочил со двора как ошпаренный?
— Пусть радуется, что сам цел остался да уберег голову от камня.
— Вот оно что! — Мушаррафа искоса взглянула на мачеху.— Недаром говорят: вода пролилась — миру не бывать. Значит, так ничего и не вышло?
— Не вышло,— нервно хрустнув пальцами, сказала Магфират.— Да разве с этим хамьем можно до чего-нибудь договориться! Но ничего, я ему еще припомню. Этот ублюдок еще пожалеет, что на свет родился, я его на улицу вышвырну, он у меня еще с голоду сдохнет.
— Правильно, вот это правильно,— раздувала огонь ее ярости Мушаррафа,— так этим собакам и надо. Ах, неблагодарные твари, мы их кормим, поим... Да и Фируза его распрекрасная... Столько лет у меня в доме кормилицей, обоих сыновей выкормила... как раз сейчас младшего от груди отлучила.
Сегодня же прогоню ее.
— Вот хорошо,— обрадовалась Магфират.— И я у вас в долгу не останусь.
Магфират расстелила перед Мушаррафой дастархан, поставила блюдо со сластями, чайник горячего чая под теплой стеганой покрышкой, пиалы и стала радушно угощать подругу.
Впрочем, гостья не очень-то отнекивалась. Напившись чаю, налакомившись, она откинулась на подушки и затараторила:
— Поедемте-ка завтра с утра к роднику Айюб. Проведем пару дней в саду за Самаркандскими воротами, повеселимся. И тетушка Мухаррама Гарч там будет. Это точно, я узнавала.
— Скажите лучше — не тетушка Мухаррама, а ваш лучший друг,— сразу забыв все неприятности, двусмысленно улыбнулась Магфират.
— Так ведь она не только мой, но и ваш друг,— засмеялась Мушар-рафа.
— Ну, значит, наш общий друг,— быстро согласилась Магфират.— Что же, спасибо за приглашение, с удовольствием поеду. Завтра приду к вам пораньше, и вместе отправимся к роднику Айюб.
Гостья с хозяйкой весело болтали, когда из бани вернулись служанки. Магфират отчитала их за опоздание и велела побыстрей приготовить плов с курицей.
— Тут ко мне на днях приходила еврейка Сорохола, принесла три большие бутылки бухарского еврейского вина,— сказала Магфират, поднимаясь с места,— так я их припрятала в чулане. Разопьем-ка бутылочку, сразу на душе легче станет.
За эти годы мало что изменилось в городе — те же кварталы, те же мечети, медресе, бани... И сейчас, как десять лет назад, чтобы попасть в баню Кунджак, надо пройти мимо южных ворот большой мечети. Все так же у входа толпятся нищие, звездочеты, гадальщики, продавцы воды, торговцы фруктами и сладостями, все они громко кричат, наперебой зазывая прохожих.
Но время, пролетевшее над городом, оставило неизгладимые следы на владелице старых бань, оно побелило ей виски, провело глубокие морщины, Мухаррама Гарч еще больше располнела, стала грузной и неповоротливой.
За всю жизнь Мухаррама Гарч накопила немало денег и могла позволить себе жить поспокойнее. Почти весь день она сидела в своей богато убранной коврами комнате, распоряжалась слугами, пила нескончаемый чай, болтала и громко смеялась.
Нравилось ей смотреть на красивых девушек и молодых женщин, пришедших в баню, частенько она даже заглядывала в парную и делала им массаж — не потому, что хотела заработать, а ради удовольствия, которое ей доставляло прикосновение к юным, упругим телам.
Была пятница — день, когда баню посещало особенно много людей. После полудня служанка доложила Мухарраме, что ее спрашивает мужчина. Ворча и тяжело отдуваясь, Мухаррама встала с места, тихонько поднялась по ступенькам прохода, ведущего к бане. Там стоял тощий человечек с козлиной бородкой, похожей на муллобачу — ученика медресе. Увидев Мухарраму, он смущенно кашлянул и почтительно приветствовал ее.
— Это вы, что ли, меня спрашивали? — разочарованно спросила Му-харрама.
— Да, я,— еще больше смутившись, пробормотал человечек.— Покорнейше прошу простить за беспокойство, я от их милости Камоледдина Махдума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139