— Почему так рано?
— Меня разбудил квартальный. Говорят, в Кагане началась священная война. Всем рабам божьим, всем правоверным мусульманам велено становиться на защиту религии и престола его высочества. Я ему сказал, чтобы сегодня они с имамом отдали свою голову, а уж завтра, жив буду, и я пойду...
Фируза засмеялась.
— А ты чего спохватилась? — строго спросил старик.—Сегодня тебе можно было бы посидеть дома и не ходить в Арк.
Фируза уклонилась от объяснений, попрощалась с ювелиром и побежала дальше. Навстречу ей, из-за башен Арка, понималось солнце. Внезапно небо Бухары огласилось рокотом. Солдаты, стоявшие в карауле на площади Регистан, в ужасе шарахнулись кто куда.
Фируза много наслышалась об аэропланах, и все-таки ей тоже было страшно. Она подняла голову, под аэропланом образовалось целое облако белых листков. Раскачиваясь, они парили в небе, словно голуби, и медленно опускались на землю.
Фируза уже была у самых ворот Арка, как раздался оглушительный грохот. Вслед за ним в небо взвился столб дыма и пыли. В гарем Золотистый попала бомба. Она начисто снесла две балаханы и разворотила мощенный кирпичом двор. По приказу кушбеги жившие в гареме попрятались в подвалах, погребах под каменными сводами.
В покоях Пошшобиби стояла гнетущая атмосфера. Сама она была мрачна и молчалива. Сердито взглянув на тетушку караулбеги, спросила:
— Ну, какие там новости? Где кушбеги? Во дворце спокойно? Тетушка, низко поклонившись, сказала:
— Да стану я жертвой за вашу благородную особу, новостей пока нету. Но не извольте волноваться, с нами бог. Господин кушбеги еще не прибыли. Во дворце, слава аллаху, все спокойно...
— Ну, а в городе что? Поднимаются люди на газават?
— А как же,— отозвалась тетушка караулбеги.— Люди, побывавшие в городе, говорят, что уже многие пошли.
— А что ты слышала про аэроплан? Куда попали снаряды?
— Говорят, что дома миршаба и верховного судьи разрушены до основания. Слышала я, что и по арсеналу стреляли.
— Ох, грехи,— вздохнула Пошшобиби.— А что говорит светлейший Бахауддин?
Тетушка караулбеги почтительно склонилась и певуче ответила:
— Светлейший Бахауддин изволили передать, что если от его мазара останется хоть один кирпич, то священной Бухаре никакая опасность не грозит...
Да буду я жертвой...
Но тут взрыв снаряда, угодившего прямо во двор, прервал ее. Все заволокло дымом и пылью. Пошшобиби истошно закричала и, закрыв лицо руками, повалилась навзничь. Все бросились кто куда. Вокруг было как в аду — звон разбитых стекол, визг женщин, грохот взрывающихся снарядов, столбы дыма, щебня и пыли...
На третий день войны многие здания Арка были разбиты, в одном из гаремов в глубине Арка начался пожар, но его потушить было некому: не было ни людей, ни воды. Большинство жен эмира и их прислужницы сидели с Пошшобиби в подвале, сюда забрали всю питьевую воду — водоносам с трудом удавалось приносить ее раз в день,— остальные мучились жаждой. Высунуться из помещения казалось еще страшнее.
Фирузе удалось увести домой Оймулло. Вернуться в Арк она не могла: его все время обстреливали. Но когда она узнала, что водоносы Джурабай и Карим-джан тяжело ранены, а третий сбежал, она решилась. На третий день к полудню под непрерывным грохотом снарядов, с помощью Асо, она пробралась к Арку с тремя бурдюками воды. Два бурдюка отобрала стража для себя, но один ей удалось пронести в подвал гарема Баня. К вконец измученным женщинам вернулась надежда...
Фируза стала рассказывать им, что творится в городе, как вдруг в подвал вошла дастарханчи.
— Девушки,— сказала она,— Пошшобиби и ваши госпожи приняли решение пробраться из Арка в один из садов под Бухарой. Быстро собирайтесь! А, Фируза, и ты здесь,— заметила она ее,— очень хорошо. Возьми-ка с собой еще кого-нибудь, идите в подвал к Пошшобиби. Надо помочь собираться.
— Простите нас, госпожа,— громко сказала Фируза,— но мы никуда не пойдем!
— Да ты что говоришь! — растерялась в первую минуту дастарханчи.— Ты понимаешь, что ты говоришь?! Ты хочешь погубить дочерей правоверных мусульман? Или, может быть, ты хочешь отдать их в руки большевиков, чтобы они надругались над их честью?
Никуда мы не пойдем! — раздался твердый голос Истад. Над нашей честью уже надругался эмир! — подхватил чей-то голос.
Отправляйтесь куда вам угодно!
— Будьте вы все прокляты! — кричали девушки.
Перепуганная дастарханчи убежала.
Женщины и девушки шумной толпой вышли во двор.
Фируза взобралась на какое-то возвышение, она что-то говорила, но слова трудно было разобрать. За ее спиной вздымался дымом и пламенем гарем. В красном платке, в сатиновом цветастом платье, Фируза сама казалась язычком пламени, дочерью священного огня.
Перед ее глазами встали дорогие люди, светлые образы: гордая Дилором-каниз, ласковое лицо водоноса Ахмед-джана, грустное лицо Шамсии...
Горел залитый слезами, потом и кровью народа трон бухарского владыки, последнего отпрыска династии Мангытов, эмира Алим-хана.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139