Иные подавали ему милостыню, бросали деньги, хлеб, еду, но никто не взял к себе несчастного.
...Лежа в постели, больная Дилором-каниз рассказывала внучке эту печальную историю. Расплакавшись от жалости к Истаду, Фируза спросила:
— Неужели не нашлось человека и никто-никто не помог ему?
— Помогли,— ответила старуха.— В час послеполуденной молитвы к измученному Истаду подошла одна женщина. Она была высокая, нескладная, с громким мужским голосом, в парандже, но с открытым лицом — поэтому она сразу увидала, в каком тяжелом состоянии был юноша. Она спросила: разве у него нет никого, кто позаботился бы о нем? Истад только застонал в ответ. Тут подошел муэдзин из мечети и рассказал, что узнал от старухи о печальной судьбе Истада. Тогда женщина подозвала арбакеша, сидевшего поблизости на своей арбе: Ну-ка, давай поднимем этого несчастного на арбу. Эта женщина была я. Уложив раненого в арбу, я привезла его в сад Латиф-бая, где тогда жила.
— Вы раньше жили в саду? — удивилась Фируза.— Что это был за сад? И почему вы ушли оттуда?
— О-о... так много вопросов сразу. На них двумя словами не ответишь. Потерпи, я отдохну немного, а потом расскажу тебе все с самого начала. Ты ведь не знаешь, откуда родом твоя старая бабка и каких только бед ей не пришлось перенести!
- Пока не взберешься на вершину горы — не увидишь далеко вокруг, пока не проживешь много дней — не узнаешь, что такое жизнь! — сказал мне однажды отец. Он был человек бывалый, много испытавший, немало гроз пронеслось над его головой. Мы жили в Самарканде, в квартале Боги Шамоль — Сад Ветров, работали на земле, у нас был маленький сад, плоды которого мы продавали и на это жили. До того дня, как отец сказал мне эти слова, я была самой веселой, озорной и капризной девушкой. Все мой сверстницы, даже дочери аксакала и бая, побаивались моего языка — ведь я могла в одну минуту высмеять их, опозорить. Сама я никого не боялась. Уж очень я была шустрая, ловкая, проворная, мастерица на все руки. Я знала и работу в поле, и садоводство, и уход за скотом, и домашнее хозяйство. Я не только справлялась со своей домашней работой, но и другим помогала. Когда поспевал виноград, меня звали из сада в сад, никто со мной не мог сравниться в приготовлении кишмиша. Я варила бекмес из дыни, сушила тутовые ягоды с орехами, такие вкусные, что, если попробуешь, не забудешь. Ну, понятно, что и горда я была, никто мне не нравился, разве только Ибрагим, парень, который жил с нами по соседству. Ибрагима я полюбила, потому что он всегда был такой печальный — мать у него умерла, а мачеха досталась злая. Она постоянно заставляла его выполнять самую тяжелую работу.
Единственным его утешением и надеждой была я. Он ничего не скрывал от меня, всеми своими горестями делился со мной.
Как-то раз я снимала виноград. Вдруг из соседнего сада послышался крик. Бросив работу, я перелезла через забор. Смотрю, мачеха бьет Ибрагима, лежащего на земле, абрикосовой веткой. У абрикосового дерева ветки колючие и жесткие, они рвут в клочья одежду и больно ранят тело. Я удивилась, почему Ибрагим так покорен — не вскочит с земли, не даст отпора. Подошла поближе — смотрю, руки и ноги у него связаны. Потом уж я узнала, что глупый отец его связал сына и отдал на растерзанье мачехе. Ну, тут я не вытерпела, подбежала. Как двину рукой — злая женщина покатилась прямо в хауз, а я развязала Ибрагима, велела ему бежать.
Вечером пришел к нам отец Ибрагима, пожаловался на меня моим родителям. Когда он ушел, вот тогда-то и сказал мне мой отец эти мудрые слова:
Пока не взберешься на вершину горы — не увидишь далеко вокруг, пока не проживешь много дней — не узнаешь, что такое жизнь! Ты еще дитя, ты должна уважать старших. Мачеха Ибрагима все-таки заменяет ему мать, она имеет право поучить сына, а когда следует, и побить. Какое тебе дело до этого, что ты вмешиваешься, становишься между ними?
Ибрагим хороший парень,— ответила я,— целые дни работает, никогда не проводит время зря, не гуляет. А мачеха у него жестокая и безжалостная. Она била его абрикосовой веткой, всего исцарапала, и я ее бросила в хауз, а его развязала.
И хорошо сделала,— сказала моя мать.— Так ей и надо, злюке!
Но отец не согласился с матерью:
Не говори так! Как бы то ни было, все же она старшая, как говорится, больше рубашек износила, молодые должны уважать ее.
Когда старшие справедливы, никто не вздумает их обижать, все их почитают,— ответила своему покойному отцу.— Вот вас ведь все уважают. А я, ваша дочь, вас на руках носить готова.
Отец рассмеялся и больше ничего не сказал.
С той поры разгорелась между мной и Ибрагимом любовь. Мы так подружились и полюбили друг друга, что дня не могли прожить, чтобы не увидеться. Моя мать догадалась про нашу любовь и рассказала отцу. Родители посовещались между собой и решили будущей осенью поженить нас. Мы с Ибрагимом обрадовались и стали по пальцам считать, когда пройдет лето, потом зима, весна и, наконец, настанет будущая осень.
Но, наверно, мои отец и мать не сказали вовремя: Если богу о у дет угодно,— вот и не сбылось их желание.
В ту осень, готовясь к будущей свадьбе, отец мои продал почти весь урожай пшеницы, ячменя и фруктов, купил на вырученные деньги барана, теленка, сундук, серьги, кольцо и серебряные браслеты для меня.
Но зима тогда была бесснежная, снег не выпал ни разу, а после весеннего равноденствия, в конце марта началась жара, и когда пришла пора розам цвесть, вся зелень в садах уже пожелтела. От безводья погибли наши посевы, ни одно зерно, брошенное в землю, не взошло. Люди просеивали сухую землю, выбирая из нее зерна, мы с отцом делали то же и набрали немножко пшеницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139