Дилором-каниз сидела на стуле у входа в подвал, встречала гостей по их положению и званию, приглашала в комнаты, распоряжалась, чтобы служанки расстилали перед ними дастарханы и ставили подносы с угощением.
Постепенно двор и комнаты заполнились гостями — женщинами, девушками, малыми детьми. Звуки дойры, пение, пляска танцовщиц, по очереди выступавших перед гостями, общий говор, детские крики, галдеж служанок — все смешалось в праздничный шум, обычный для бухарских свадеб.
А в это время наверху, на балахане, невеста веселилась со своими подругами. Здесь собрались все байские дочки, в шелковых шуршащих платьях. Невеста сидела на почетном месте, на семи уложенных одно на другое шелковых и бархатных одеялах. Одета она была в платье из тончайшего розового шелка, с вышитыми широкими-широкими рукавами и обшитым узорчатой тесьмой жестким воротом. Поверх платья на ней была безрукавка из красного бархата, отороченная по краям золотой каймой. Заплетенные в мелкие косички волосы скреплялись искусной плетенкой из золотых и серебряных нитей, с золотыми подвесками. На голове — шитая золотом тюбетейка, а поверх нее прозрачная белая иулль. У Магфират большие черные глаза, узкие длинные брови, крупный нос с горбинкой, лицо смуглое, продолговатое. У нее очаровательный рот, и улыбке обнажаются белые зубы. Но красота спорит с гордостью и надменностью, улыбка редко озаряет ее лицо.
А голос у невесты низкий, густой, движения порывистые, резкие. Обращаясь к подруге, она кричит: «Эй, ты!», хватает за плечи своими длинными худыми руками, грубо толкает. Ни одна из подруг не смеет при ней похвастаться своими кольцами или серьгами, появиться в более нарядном платье, похвалить чью-то красоту. Нет, никто не может в красоте сравняться с Магфират, никого нет умнее ее, и все самое лучшее — у нее!.. Напротив, в самом конце комнаты, сидит Фируза. Она в платьице гранатового цвета, в камзольчике из черного сатина, обшитом красным бархатом, на голове красный шелковый платочек, подаренный Асо,— вот и весь ее наряд. Но она так прелестна, что вызывает зависть байских дочерей, даже самой Магфират. Магфират наконец не выдержала, оглядела Фирузу и спросила:
— Ты внучка тетушки Дилором? Как тебя зовут?
— Фируза мое имя.
— Красивое имя,— сказала одна из подруг невесты, решив, что Магфират хочет оказать внимание Фирузе.
— Вот уж нашла хорошее имя! — фыркнула Магфират.— Подумаешь, что такое Фируза? Фируза — не драгоценный камень, ничего не стоит. Вот если бы ее звали Лал, или Алмос, или Марворид,- это совсем другое!
— Самое лучшее имя у моей подружки Магфират! — сказала одна байская дочка, украдкой подмигивая другой.— Как звучит: Маг-фи-рат. Просто слюнки текут, когда произносишь, так приятно... Или, может быть, мне только так кажется?
Магфират не поняла насмешки; услышав похвалу своему имени, она развеселилась, зависть ее к Фирузе пропала, и она велела девушке встать и протанцевать перед ней. Фируза смущенно сказала, что не умеет танцевать, но Магфират не отставала от нее, говорила, что все невольницы и их дети танцуют и не может быть, чтобы Фируза ничего не умела. Другие девушки тоже стали настаивать. Фируза растерялась. Она знала, что если откажется и убежит, то Магфират позовет бабушку и начнет кричать, а Дилором-каниз не терпит, когда на нее кричат, ответит резким словом, выйдет неприятность и придется уйти им с праздника. Надо было что-то придумать. Но что? И вдруг Фируза вспомнила.
Недавно в школе у Оймулло Танбур старшие школьницы учили стихи, которые всем понравились. Фируза тоже их выучила. Она решила прочесть эти стихи, чтобы ее оставили в покое.
— Я могу вам прочитать стихи,— сказала она.— Про двоеженца. Магфират ничего не сказала, а девушки стали просить:
— Прочти, Фируза!
Фируза была девушка неглупая, но по-детски простодушная, наивная. Она и не заметила, что у Магфират испортилось настроение, откашлялась и смело, высоким нежным голоском начала:
Эй, послушай, кто несчастней всех на свете,— двоеженец! Я спою о том, что держит он в секрете, двоеженец.
Стонет ночью, слезы точит на рассвете, двоеженец. Да узнают эту песню даже дети, двоеженец!
Фируза остановилась, перевела дыхание. Девушки засмеялись, просили читать дальше.
Муж промолвит слово старшей,— станет младшая суровей, Заупрямится тотчзс же, мужу злобно прекословя, Черной тучею нависнут над ее глазами брови...
Жены ссорятся, ревнуют, силы тратят и здоровье,
С ними гибнет, не дождавшись долголетья, двоеженец.
Две жены — двойная тяжесть и двойное огорченье... Уступать обоим станешь — лишь удвоится мученье. Убежать от жен в пустыню? Может статься, там спасенье?.. О разводе и не думай! Это значит — разоренье! И прибежище находит лишь в мечети двоеженец!
Тут Фируза замолчала.
— Дальше я не помню,— сказала она.
— Нет, помнишь, помнишь! — закричали девушки и со смехом повторяли стихи. А Магфират сжалась, как змея, и молчала.
Вероятно, подружки скоро забыли бы про стихи и плохое настроение невесты, вызванное ими, сгладилось бы, но на беду, одна девушка все испортила. Она повторила последнюю строчку и воскликнула:
— Значит, кто двух жен возьмет, тот раскается! А кто трех возьмет, что с ним станется?
— Кто возьмет трех жен, тот совсем разорится! — закричала другая, и все засмеялись.
— Замолчите вы! — не выдержала невеста.— Довольно! Стыд надо иметь! Что скажут гости внизу, слыша ваш глупый хохот? Мне моя честь дорога!
Девушки сразу смолкли. Фируза во все глаза смотрела на невесту, удивляясь и не понимая, почему она так рассердилась.
— У кого ты узнала эти стихи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139