Кушбеги продолжал:
— Я вас позвал по другому делу. На вас подано много жалоб. Вы не умеете себя вести, не знаете, с кем можно, а с кем нельзя враждовать. Ну разве допустимо раздражать такого уважаемого и богатого человека, как Гани-джан-бай? Зачем было настраивать его против себя? Что, уж нет других девушек в Бухаре, кроме его рабыни?! А вы берете к себе в дом принадлежащую ему девчонку, держите ее, вот и нажили врага! Его высочество очень разгневан, я получил от него приказ наказать вас...
Сердце миршаба словно заледенело от страха. Он весь похолодел, его била дрожь. Пытаясь согреться, он придвинулся поближе к огню сандали и заплетающимся языком пробормотал:
— Виноват... я... виноват, ваше превосходительство! Но выслушайте меня!
— Что там еще слушать? — гневно вскрикнул кушбеги.— Вы навлекли позор на мою голову. Вы со мной не считаетесь, пренебрегаете моими указаниями! Я всегда вас защищал, заступался за вас, больше нет возможности это делать, хватит! Я обязан подчиниться приказу его высочества.
— Простите, простите, ваше превосходительство,— дрожащим голосом просил миршаб.-- Я не для себя старался... я... исполнить ваше поручение...
— Какое поручение?
Совсем запутавшись от волнения, забыв, что это поручение ему давал не кушбеги, а казикалон, миршаб лепетал:
— Для его высочества... чтобы отбить от русских...
— Каких русских? — еще больше удивившись и разгневавшись, допрашивал кушбеги.— Какое отношение имеют русские к этому делу? Вы что, совсем с ума сошли?!
Миршаб вдруг прозрел, понял свою ошибку и уже совсем запутался.
— Я виноват, виноват, сознаюсь...
Но у кушбеги уже мелькнуло подозрение.
— А может быть, вы снова встретились с его пресвятейшеством? — спросил он многозначительно.— Получили указания, договорились, затеяли какую-нибудь новую интригу?
— Боже сохрани!
Ничего такого не было!..
Миршаб понимал, что если он сию же минуту не рассеет сомнений кушбеги каким-нибудь убедительным доводом, тот докопается до правды, и тогда ему несдобровать, месть кушбеги будет ужасна. Он лихорадочно думал, что сказать, и наконец нашелся.
— Я слышал.. Гани-джан-бай намеревался преподнести эту девушку русским. Какой грех... Мусульманку — русским. Вот я и подумал, что лучше ее оставить для его высочества. Девушка подходящая...
— Бестолковый! — резко оборвал кушбеги.— Хватаете для его высочества чужую рабыню! Рабыню Гани-джан-бая, не спросив согласия ее владельца!
Миршаб немного пришел в себя и успокоился.
— Я хотел воспитать ее, дать образование, а потом...
— Почему не посоветовались со мной?
— Я думал... я хотел... сначала воспитать ее...
— Вы хотели!.. А судьба вот не захотела. Теперь поздно рассуждать. По приказу его высочества сегодня же, слышите, сегодня вы обязаны доставить рабыню Гани-джан-бая к нему домой! Это во-первых! А во-вторых, вы должны сделать все возможное, чтобы помириться с Гани-джан-баем, подружиться с ним.
— Ваше превосходительство, у меня с его милостью Гани-джан-баем никакой ссоры не было. Я никогда ничего плохого ему не делал и не собирался делать, наоборот, принял все меры, чтобы поймать Хайдаркула.
Мне кажется, что учащиеся медресе Ходжааспгардон кое-что знают о нем и его делишках. Я уже арестовал Ашраф-джана, сына сундучного мастера. Думаю, что по молодости лет он скорее проговорится...
— Но будьте осторожны, примите меры, чтобы муллы не запротестовали.
— Нет, нет, что вы! — еще больше воспрянул духом миршаб.— Солидные муллы не любят подобных смутьянов.
— Ваша бестолковость неизлечима! — зло усмехнулся кушбеги.— Как вы не понимаете, что их степенство главный раис и его папаша на все готовы, чтобы поддеть нас, не остановятся ни перед какой клеветой. Будьте настороже!
— Непременно, непременно! — с готовностью заверил миршаб и умолк, боясь сказать что-нибудь лишнее.
Воцарилось молчание. Его нарушил кушбеги:
— Да, кстати, вот еще что, чуть не позабыл самое главное...
Это имеет к вам прямое отношение...
Кушбеги снова замолчал, как бы обдумывая то, что сейчас скажет. А миршаб сидел и дрожал, не зная, какой еще грех ему припомнят, грехов же у него было достаточно.
— Сегодня я получил важную бумагу от его высочества,— продолжал кушбеги.— Он недоволен тем, что вы помолвили вашу младшую дочь, не испросив, как полагается, его разрешения.
И снова жесткая ледяная рука сжала сердце миршаба. Куда девалось обретенное было спокойствие? Он побледнел и задрожал. Воображение рисовало самые страшные картины: он увидел, как к дверям его дома подходят люди эмира, тащат его дочь, гонят из дома жену, отбирают все имущество и бросают в тюрьму его самого... Перед ним вдруг возникло смеющееся лицо Мухаррамы Гарч, и он мгновенно понял: Да, это ее рук дело!
— Я ведь... я... советовался с вашей милостью насчет дочери, сообщал вам,— проговорил он, запинаясь.
— Бросьте болтать чепуху,— гневно прервал его кушбеги.— Если бы вы со мной советовались, я не преминул бы вам сказать, что нужно доложить об этом его высочеству, написать прошение. Впрочем, и сейчас не поздно, можете покаяться, снять с себя вину... Если хотите сохранить свое положение и даже преуспеть еще больше, послушайтесь моего совета.
— Мои уши разверсты, я весь внимание, ваше превосходительство,— подобострастно сказал миршаб. А про себя подумал: до чего же лжив и коварен кушбеги, если прямо ему в глаза отрицает то, что сам же говорил.
— Мы все — преданные рабы его высочества,— продолжал тем временем кушбеги.— Советую вам, не откладывая, срочно известить его высочество, что вы преподносите ему свою дочь. Да, да, вы сами предлагаете ее, иного выхода нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139