— Видишь, ноги мои распухли...
Распухли ноги у меня, А есть ли совесть у тебя, Жестокий арбакеш? Что делать мне, не знаю я, Жестокий арбакеш!
Песенка развеселила арбакеша, он остановил арбу и с разрешения хозяина сказал:
— Ну, залезай скорее, давай, давай, Хочешь быть мне другом?.
— Не хочу! — ответил Хайдаркул и легко прыгнул на арбу. Усевшись сзади, он увидел два новых кожаных сундука. Они были
заперты, и Хайдаркул собрался было сесть на один из них, но хозяин арбы прикрикнул на него, велел сесть подальше.
— Подумаешь, поставил кожаную скамеечку, а садиться нельзя. Кто же на нее сядет?
Все рассмеялись.
— Это не скамеечка, а сундук, сундук из кожи...
— А для кого кожа?
— Для русского консула! — уже громко смеясь, сказал помощник казикалона.
— Пусть консул кушает кожу, а я буду есть плов. Он — кожу, а я — плов. Консул кожу, а я плов!..
— Ну, хватит! — прервал помощник.— Скажи лучше, как ты остановишь поезд?
— А вот как!.. Огненная арба придет — фш-ш, фш-ш,—Хайдаркул запыхтел, как паровоз, выпускающий пар,— а я посмотрю ей прямо в глаза да как закричу пуф, она и останется — таракко-турук, таракко-турук... Меня научил сам казикалон! Его милость — мой хороший знакомый! Вот и эту арбу он для меня послал... Я в парке Кагана однажды ночевал, знаете, в Убачули... В саду пирушка была, и казикалон там пировал...
— Погоди, Хочешь быть мне другом?, как тебя по-настоящему-то зовут?
— Меня безумным все зовут, сам я равнодушен, а мой дом разрушен,— пробурчал Хайдаркул и захохотал.— Не-ет, я не женюсь, ни за что! Сколько ни просите! Сейчас мое имя спрашиваете, а потом и жените. Не выйдет!
Меня не проведете!
Помощник казикалона вытащил тыквенную табакерку с насом, положил себе немного под язык, потом предложил Хайдаркулу. Тот взял щепотку и уставился молча в одну точку.
— Да что с тобой? Почему молчишь?
Хайдаркул, держа нас во рту, отмахнулся. И вместе с ним все умолкли. Вдруг он резко выплюнул нас и пробормотал:
— Ух, истина или друг!
Помощник казикалона, задремавший было, от неожиданности вздрогнул.
— А, чтоб ты провалился! — крикнул он сердито.— Убирайся отсюда! Охранники рассмеялись, засмеялся и Хайдаркул. Он спрыгнул с арбы
и, бормоча себе что-то под нос, побежал в степь.
Уже приближаясь к депо в Кагане, Хайдаркул встретил русского чиновника, который спросил его:
— Эй, сарт, скажи, куда идешь? Хайдаркул дико вытаращил глаза.
— Меня послал казикалон Бухары к русскому консулу... А ты кто, чей сын и откуда идешь?
— Я не... не понимаю, что говоришь,— сказал чиновник, коверкая русский язык.
— Что не понимает, то болван знает...— При этом Хайдаркул показал пальцем на голову чиновника.— Ты шайтан и сын шайтана! Маники-саники знаешь? Эмира бухарского знаешь? Белого царя знаешь, черного царя знаешь? Маники, саники, урусчаники, сартичаники!..
Чиновник был ошеломлен потоком бессвязных слов, но, вглядевшись в заросшего, косматого Хайдаркула, понял в чем дело.
— А... саники... безумный! Иди, иди, сарт, ступай!
— Безумный? — Хайдаркул дико посмотрел на чиновника.— Бог, бог, бог! Саники-маники бог! Безумный саники, безумный маники, ха-ха-ха!
Чиновник, не на шутку испугавшись сумасшедшего, попятился назад, а увидев его дикий взгляд, бросился бежать, перепрыгнув арык.
Хайдаркул захохотал еще громче и бросился за ним, но тот бежал не оглядываясь, тогда Хайдаркул остановился, передохнул и пошел в депо.
Со времени создания депо в Кагане прошло десять лет. Там работали опытные русские железнодорожники, мастера и путейские рабочие. Они съехались из разных городов — Ташкента, Асхабада, Мары... Были здесь и ссыльные, так называемые политически неблагонадежные из Петербурга. Работали и местные жители — таджики, узбеки, попадались и татары.
Умар-джан был одним из первых местных жителей, пришедших в депо, он втянулся в это новое дело и работал очень хорошо.
Кто отец Хасан Али всю жизнь батрачил на баев в кишлаке Зирабад. Не нажил ни гроша, как говорится, из одной рубашки никак двух не мог имкроить. Мать Умар-джана умерла от голода в неурожайный год, оставив десятилетнего мальчика сиротой. Хасан Али бросил свой домишко и, забрав сына, пошел искать счастья на строительстве железной дороги по линии Кизилтеппе — Каган. И отец и сын хорошо справлялись с работой, рыли арыки, таскали кирпичи, да мало ли что еще приходилось им делать,— они все выполняли безотказно. Русские начальники были ими довольны, их кормили вполне прилично, они приоделись и вместе с русскими жили в красном вагоне.
Хасан Али остался и на строительстве депо, а потом, когда депо было выстроено, продолжал там работать вместе с Умар-джаном. Не гнушался черной работой, которую ему обычно поручали. Так и прижился и друзей приобрел: старого кузнеца, русского, по фамилии Матвеев, и молодого рабочего, тоже русского, Николая Смирнова.
— Мне, конечно, мастером уж не быть,— говорил старик,— но вот у Умар-джана голова светлая, всему научится. Учите его, век вам благодарен буду.
Умирая, он соединил руки Умар-джана и Николая. Последние слова его прозвучали как завещание:
— Не покидайте друг друга, я поручаю вас обоих богу.
Он умирал спокойно, веря, что сын его обрел верных друзей и не пропадет в этом мире.
Действительно, братская дружба связала молодых людей. Все свои знания, все свое умение Николай передавал Умар-джану, и он стал одним из лучших мастеров депо. Умар-джан изучил паровоз до тонкостей, отремонтированные им машины работали безотказно.
Умар-джан и Николай ремонтировали паровоз. Они не заметили Хайдаркула, и он, постояв немного молча, наконец воскликнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139