Но в эту же минуту дверь распахнулась и в комнату стремительно вошел Махсум. Мать и дочь переглянулись, как бы спрашивая: откуда взялся этот шайтан? А Махсум приветливо поздоровался, сказал, обращаясь к Раджаб-биби:
— Выйдите, полюбуйтесь прекрасной природой этих горных мест... Ведь скоро мы их покинем! Будем жить в городе.
Раджаб-биби молчала и не двигалась с места. Махсум повторил свою просьбу — выйти из комнаты, и Раджаб-биби вопросительно посмотрела на дочь.
— Идите, мама, подышите свежим воздухом Только платок повяжите потуже, сегодня прохладно.
— Хорошо, доченька, я пойду... Но буду поблизости...
Обмотав голову и плечи теплой шалью, старуха вышла. А Махсум запер дверь на засов.
Он был крайне раздражен вчерашним поражением. К тому же узнал, что Закирбай попал в руки красноармейцев и что секретная тропинка, по которой доставлялось продовольствие, раскрыта и там дежурят постовые красных. Единственный путь спасения на случай, если придется бежать, и тот потерян. Положение безвыходное! Теперь остается только сдаться, или умереть с голоду, или быть растерзанным своими же людьми! Да, земля тверда, а небо далеко!.. Как нарочно, именно сегодня с этого проклятого аэроплана были сброшены листовки. И воины уже успели прочитать их.
А там заманчивые обещания: правительство, мол, простит их и даст им свободу, если они сдадутся добровольно. Теперь невозможно будет удержать их. Скоро, скоро они поднимут мятеж, схватят его, свяжут крепкой веревкой, отнесут вниз и отдадут пленного на расправу врагам! Что же делать? Что же делать?
Сдаваться по своей доброй воле он ни в коем случае не будет!.. И умирать голодной смертью тоже не станет! А быть взятым в плен своими же воинами — разве не позорно? Лучше проявить мужество и погибнуть, как подобает мужчине, в бою! Есть тут еще у него преданные, верные люди, они не оставят его, пойдут с ним в атаку... Он будет, скорее всего, убит, но, может быть, прорвется и убежит...
Это единственный выход. Да, но бежать—это значит лишиться всего, чем он владеет: денег, жены, власти... Он уйдет, а жена его, дом достанутся ненавистному Кариму. Карим будет наслаждаться ее красотой, ласками... Воображение у Асада разыгралось... Ну нет, он собственными руками убьет ее, отправит на тот свет, постарается, чтобы это узнал Карим, и отправит его туда же. За ней!
С этой целью он и шел к Ойше. Но когда он услышал ее нежный голос, увидел ее большие печальные глаза, так пленившие его когда-то, его сердце, даже его ожесточенное сердце, потеплело... В эту минуту он вспомнил первые встречи с нею. Как он был очарован ее красотой! Он потерял покой, он сходил с ума... Да, эта поблекшая, печальная женщина была той самой красивой и гордой Ойшой, с которой связаны его воспоминания. Что знала тогда о жизни эта неопытная, чистая сердцем девушка? Весь мир сошелся тогда на нем одном, на его любви и нежности. Она ему верила.
И вот наступил час, когда тот самый, влюбленный и верный ей, Махсум пришел, чтобы своими руками убить свою любимую, свою милую Ойшу! О горе! О, что приносит злая судьба!
— Ойша, дорогая,— заговорил, потупившись, Махсум,— немного книг, ты прочла. А вот как пишет поэт — он словно был свидетелем нашей жизни:
О жестокость, от тебя рыдает и стонет небосвод...
Ойша стояла молча, пораженная его словами. В последнее время он всегда был с ней резок и груб. Она не понимала, что с ним произошло.
— Что же молчишь, дорогая? — снова заговорил Асад, погруженный в сладкие воспоминания.— Где твои прежние ласковые речи, доброта ко мне и нежность?
— Ты у себя спроси! — резко ответила Ойша, возмущенная его елейно-сладким тоном.
— Почему у себя? Разве не ты первая отвернулась от меня? Поверила словам чужих людей...
— А кому я должна быть преданной? С кем быть ласковой? Не с тобой ли?
— Да, конечно!
— Знаешь, кто ты? Тиран, лгун и клеветник! Ты солгал, сказав, что любимый и верный мой друг погиб... Я и мама моя были так беззащитны... И ты запутал нас...
— Замолчи, хватит! — прервал ее в бешенстве Асад Махсум.— Ты вернула меня в реальный мир! Жаль мне, что разрушен мир сладких воспоминаний, очень жаль! А я, доверчивый, увидев твое бледное лицо, вспомнил, каким оно было цветущим, пожалел тебя. В этот миг я забыл, что ты всегда была змеенышем, а теперь превратилась в настоящую змею!
— Какое счастье, что я не попала в пасть кровожадного дракона, но сама стала змеей, полной смертоносного яда. Его влил ты в меня, и надеюсь, ты же сам будешь им отравлен!
Кровь яростно забурлила в сердце Махсума, в глазах потемнело:
— А-а, ты сама призналась!
Так готовься к смерти, проклятая!
Асад вытащил браунинг из кобуры, как всегда висевшей у него на поясе, и собрался уже спустить курок, но вдруг раздумал и дико закричал, швырнув револьвер на кровать:
— Нет!
Ойша онемела, не пыталась убежать, да и некуда было, не стала звать на помощь, а, смертельно побледневшая, смотрела своими большими чистыми глазами в лицо убийце. Она приготовилась к смерти.
— Нет! — еще свирепее закричал Асад.— Не стоит тратить на тебя, собака, пулю! Я тебя задушу вот этими моими собственными руками! Не мечтай, что после меня ты достанешься Кариму!
Он прорычал это и, как дикий зверь, кинулся к Ойше. Он готов был ее разорвать. Ойша откинулась назад, защищаясь.
В эту минуту из проема в стене, служившего окном, раздался голос слуги Махсума.
— Хозяин, эй, хозяин! — кричал он.— Выходите, поторапливайтесь... От красных пришли делегаты с белым флагом!
— А! — рявкнул, закачавшись от неожиданности, Асад.— Делегаты?
— Да, делегаты. Пришел сам Карим-командир, с ним два старика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91