..
Нонна права. Мне вовсе не нужно, чтобы эта девица сказала Витьке: «Твоя мать приходила!»
Мика звонит с работы. Он точен, как всегда.
— Записывай,— говорит он. И диктует адрес и номер почты.
Я тут же передаю их Нонне.
Ну, цирк! Так сказал бы Витька... Это его словечко. Он пускает его в ход, когда его что-нибудь поражает. Иногда в развернутом виде: «Ну, цирк зажигает огни!»
В этот день у меня нет уроков. Я брожу по дому как очумелая. Кидаюсь на каждый телефонный звонок в надежде услышать голос Нонны. Скоро Новый год. У людей уже елки, они хранятся пока на балконах. В нашем доме я насчитала у четверых и шесть в доме напротив. У Колесниковых елки пока что нет... Странно, я даже не спросила, какая у него семья, есть ли дети. Мне казалось, что мы так близко живем!.. Как до войны, в общей квартире. Что мы будем часто видеться. Прошло два года с той первой встречи, Витька ушел в армию и вернулся, а я все смотрю на окна в доме напротив. Одно принадлежит кухне, оно служит балконной дверью. И еще по одному в каждой комнате. Квартира вроде нашей. И разделяют нас какие-то несчастные сто пятьдесят — двести метров!..
В том году у них была елка. В комнате, где обычно по вечерам горит торшер. Елка стояла у окна, вся в цветных лампочках, они зажигали их каждый вечер. И когда все елки, свергнутые и жалкие, иногда с серебряной нитью мишуры, запутавшейся в колючих ветках, или с забытой игрушкой, уже валялись возле мусорных баков, у Колесниковых елка еще царственно сияла по вечерам и праздник длился...
В прошлый раз мы встречали втроем — мы с Борисом и Тетя. Мика с Женей любят встречать в компании, а мы домоседы. Новый год — семейный праздник, я сумела внушить это даже Витьке. Он всегда встречал его с нами, и в тот день нам его особенно не хватало. Конечно, мы послали ему посылку — все его любимое. И я вложила в поздравительный конверт три рубля. Мы с Тетей только и говорили о Витьке, пили за него, а потом перечитывали его письма. И то, где он описал встречу Нового года в армии в первый год службы.
«Вот и Новый год! Опишу, как этот праздник прошел у нас. В 9 часов вечера мы пришли в столовую. Там были расставлены столы, на столах стояли батареи бутылок с лимонадом, лежали горы печенья и конфет, стояли коробки с тортами. Мы ели, а перед нами выступал наш ансамбль из курсантов. Были аттракционы, игры. Потом подали кофе, яблоки и опять конфеты. Легли спать мы в ноль часов тридцать минут. В новогодней лотерее я выиграл почтовый набор... Командиры, представляете, находились с нами все время»...
Тетя очень растрогалась, даже пустила слезу. А Борис комментировал в своем духе: «Праздник в детском саду! В мое время в армии...»
Нонна все не звонит, и я начинаю злиться. Звоню ей сама.
— Только что вошла,— говорит она.— Подожди, спрячу все в холодильник.
Я покорно жду. Я вижу, как она неторопливо достает из красной матерчатой сумки пакеты и банки. Как, приоткрыв один пакет, достает оттуда что-то — пастилу или пряник — и начинает жевать. И наконец садится на стул, подложив под себя одну ногу и свесив другую,— ее любимая поза. Мне не нужен видеотелефон — мы слишком давно знаем друг друга.
— Я там была,— говорит она, продолжая жевать.— Мне она активно не нравится.
— Почему? — спрашиваю я упавшим голосом. Можно подумать, что я ждала чего-то другого.
— Не знаю, как тебе объяснить,— говорит она и жует.— Заурядная, понимаешь? Девушка-разгадка,— она смеется, довольная своим остроумием.— Я с ней даже повздорила. Очередь, понимаешь ли, человек десять. Я спрашиваю: «Есть конверты без марок?» Она подсчитывает слова в телеграмме и не отвечает. Я снова спрашиваю. Как ты понимаешь, мне конверты ни к чему, просто хотела, чтоб она глаза подняла — рассмотреть получше!.. Не стоять же мне для этого в очереди! Я опять: «Конверты без марок есть?..» Молчит. Меня уже заело. Кивнуть-то можно!.. Для чего-то мимика существует!.. Я ей
о и гофф так и сказала. Она в это время квитанцию выписывала. Стрельнула на меня глазами и эдак презрительно: «Мимика существует в театре! А на почте очередь!» В общем, наш неназойливый сервис в лучшем виде!
— А внешне? — спрашиваю я.
— Я же сказала — обыкновенная. Крашеная блондинка, глаза, кажется, серые...
— Почему ты думаешь, что она крашеная? — говорю я.
— Потому что сейчас все крашеные. И я в том числе.
— Послушай, а может быть, то была не она?..
— Она, она! Я слышала, как ее окликают: «Светик!..»
— Видишь, для них она Светик! Значит, ее в коллективе любят... Ты сама виновата! Ты же мешала ей работать со своими конвертами!..
— Вот человеческая благодарность! — говорит она.— Я тащусь на почту, покупаю ненужные мне конверты без марок... А из тебя, кстати, выйдет отличная свекровь — ты всегда будешь на ее стороне!
Вот и вся информация. У меня нет никаких оснований не доверять вкусу моей умной подруги. И все же в ее словах было что-то обидное. Может быть, не в самих словах, а в тоне. В нажиме, с каким она произнесла это «активно не нравится»... Здесь крылось какое-то превосходство, какая-то не произнесенная вслух фраза, вроде: «Мой Илья никогда бы не смог полюбить такую девушку!»
Подожди, дорогая, еще неизвестно, кого тебе приведет Илья!..
Вечером к нам заезжает Мика. Прямо с какой-то конференции, где он выступал. Видимо, выступал с успехом: он возбужден и, как всегда, хочет есть. Я люблю его кормить, и он это знает.
— Бывают благодарные слушатели,— говорит он,— а я благодарный кушатель!..
Я скармливаю ему Витькину отбивную. Пусть ест колбасу, все равно не явится раньше часа!..
— Могу вас развлечь,— говорит Мика, разрезая отбивную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25