— Я приготовлю кофе, но сперва уложу Лельку...
В кабинете тесно от книжных полок и большого письменного стола, заваленного бумагами — будущими трудами Кибернетика. Даже странно, как удалось втиснуть сюда диван, кресло и журнальный столик.
— Господа, я пригласил вас к себе, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие,— начинает Мика фразой из Гоголя. Он — Мика, а не Гоголь — сидит на краешке письменного стола и покачивает ногой в тапке со стоптанным задником.— Известие таково, что мой ставленник Панин не потянул против ефрейтора Звонцова. А теперь — новости дня в подробном изложении...
И он рассказывает нам все по порядку.
Программист Панин сразу же после окончания работы направил легкие стопы в почтовое отделение номер двести сорок и, обнаружив в отделе телеграмм миловидную блондинку, именуемую здесь и в дальнейшем Светик, подверг ее психологической атаке. Народу возле ее окошка было мало, поиздержались на новогодние пожелания, а после восьми и вовсе ни души. Так что условия сложились идеальные. Лорд Панин, человек добросовестный во всем, за что ни берется, старался изо всех сил. Неотразимое обаяние, ненавязчивый юмор, наигранно-нагловатый тон в сочетании с наигранной робостью... Весь арсенал был пущен в ход. Светик на Панина не реагировала. Самолюбие подсказывало лорду, что пора плюнуть на нелепую затею шефа — закадрить чужую невесту — и с возможным, насколько позволяет ситуация, достоинством удалиться. Но то же самолюбие не позволяло ему уйти ни с чем...
— И тут...— Мика встал и принялся расхаживать по тесному проходу вдоль книжных полок.— Тут он применил запрещенный прием!.. Он спросил, не хочет ли она узнать кое-что про Звонцова. Она словно очнулась. Но лишь затем, чтобы гордо сказать: «Я про него все знаю!» Однако Панину удалось убедить ее, что не все. Вот если она пойдет с ним куда-нибудь посидеть... Когда она оканчивает работу? В двадцать два? Отлично. Он зайдет за ней в двадцать два ноль-ноль... В общем, банальный номер!..
— И эта дуреха пошла? — говорю я.
— Естественно. В кафе «Лукоморье». Кстати, очень приличный кабак. Молодежь его любит, там даже есть поп-музыка. Она с Виктором, оказывается, там бывала не раз и потому сама выбрала это заведение...
— А дальше? — спрашивает Борис— Как вышло, что Витька их увидел?..
— Ну, уж это бог-случай,— говорит Мика.— Закон пакости. Бутерброд всегда падает маслом вниз... Впрочем, не в этом ли, братцы, была цель нашего эксперимента? Доказать Витьке, что у Светика он не единственный...
— Но ведь это неправда,— говорю я.— Я, например, убедилась в обратном. В том, что эта девчонка его любит!..
— Ты права. Она его любит. Даже лорд Панин заявил, что он пас. А теперь откройся во всем Витьке, и я наживу врага в родном племяннике!..
— Не бойся! Я возьму вину на себя. Скажу, что это моя идея... Только моя! Вы с Борисом можете спать спокойно!..
Щеки у меня пылают. На душе отвратительно. Еще минута — и я разревусь. Какая я идиотка!.. Как я могла допустить этот дурацкий спектакль, эти опыты, это вмешательство посторонних сил!..
— Не спеши брать вину на себя,— говорит Борис — В юридической практике...
Но тут, слава богу, появляется Женя с подносом. Медный кофейник, чашечки, сахарница с серебряными щипчиками. В этом доме принимают на западный лад. Кофе, гренки с сыром, тарталетки с воткнутыми в них разноцветными шпагами из пластмассы. Не существует даже обеденного стола, за которым можно посидеть большой оравой, налегая на домашние яства, только кухонный и этот, журнальный. Когда случается собирать общество пообширней, заказывают ужин в ресторане.
— Не послушались умного человека, так вам и надо! — говорит Женя.
Ее приход действует на меня успокаивающе. Она такая домашняя, милая в своем кружевном фартучке. Этот декоративный фартучек она привезла из Парижа, куда они с Микой летали в прошлом году. Где только они не побывали! Мои глаза привычно скользят по книжным полкам, по сувенирам и безделушкам; покрытый рыжим пушком, похожий на голову новорожденного кокосовый орех, индийский слоник из зеленого нефрита, африканские маски, японские раковины...
— Я с самого начала была против этой затеи,— говорит Женя, ловко разливая кофе по маленьким чашечкам.— Но справедливости ради согласись, что Мика тут ни при чем! Он забил этот гол с подачи Бориса...
— Это она меня довела,— говорит Борис— Сплошные истерики!..
— Да, я виновата,— говорю я.— Как это у Островского? Так выпьем за матерей, которые бросают своих детей!
— Ты действительно хочешь выпить? — спрашивает Мика.— У меня есть коньяк.
— Годится,— говорю я.— Я хочу выпить за самого доброго человека в нашей семье... За Тетю!
Они о чем-то говорят, но я не слушаю. Обычный треп, гимнастика языка. Я обдумываю план действий. Завтра же поговорю с Витькой. Главное — выбрать момент. И не тянуть! Чем скорей он узнает, как его Света очутилась в кафе с Паниным...
На сердце стало легко. Впервые за много дней. Может быть, потому, что я представила себе, как обрадуется мой сын. Конечно, он тут же помчится к ней, они помирятся, и все начнется сначала. Ну и пусть! И будь что будет!..
Когда мы подходили к дому, шел мягкий снег. На улице погасли фонари, а на соседнем кинотеатре выключили световую рекламу. В наших окнах тоже было темно. И невольно ускорила шаг. «Натянула поводок» — так это Борис.
Бедняжка, он уже спит...
Борис возится сто лет, нащупывая ключом замочную скважину, потом вытаскивая ключ из замка. * Наконец я включаю свет в прихожей. И в глаза мне бросается пустой крюк, на который он вешает пальто. Моя записка лежит на прежнем месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25