хватал осужденный им самим нож и начинал так скрести да подчищать рубанком, а случалось, и тесал топором, что молодой автор, взяв в руки вышедшую в свет книгу, не узнавал своего произведения.
Никого не удивляла такая непоследовательность Вайзбунаса, потому что кто-то видел (конечно, случайно) в С1 о записной книжке пять «золотых правил», которыми он руководствовался как компасом, ведя свой корабль к облюбованной гавани:
1. Не стремись быть больше большого и не будь умнее умного.
2. Не избегай ответственности, если есть кому за тебя отвечать.
3. Не доверяй ни одному, еще не доказавшему, что он может.
4. Важно не то, как написано, а кем написано.
5. Все согласуй с Главным.
Альбинас Вилъпишюс, прозвавший себя Негром (причиной для этой клички послужили две книги воспоминаний, написанные за отличившихся в прошлом деятелей), весьма талантливый журналист, большой любитель женщин и бутылочек, певец, музыкант (на досуге удовольствия ради сочинявший музыку для эстрадных песенок), клоун-любитель и записной остряк. Редакторы газет ругали его (вечно опаздывал с материалом), но не могли без него обойтись; девушки смеялись над его стокилограммовым пузом, однако охотно шли с этим медведем в кафе, а оттуда к нему домой.
Четвертым представителем сферы искусства за столом Суописов должен был сидеть график Кястутис Кряуза, один из ответственных работников аппарата Союза художников, но в последнюю минуту позвонил,
что не сможет прибыть, поскольку помешали непредвиденные обстоятельства. Суописы, конечно, выразили сожаление («Лучше бы такой Негр не пришел...»), но виду не подали, утешая себя тем, что убыток компенсирован с лихвой: удостоили визитом Тялкши, на прибытие которых они меньше всего надеялись, а также начинающий композитор Линас Гряндимас и директор средней школы, непосредственный начальник Вероники — Юлюс Норутис. Оба с женами.
До появления Скирмониса гости успели обсудить главные проблемы дня, начиная с космической и кончая «приходскими» (термин Негра), в числе которых были затронуты вопросы искусства, педагогики, внутренней политики и масса других; причем, само собой, не обошлось без анекдотов и мелких сплетен. Теперь этот круг пошел по второму разу, но уже детальнее и без стеснения, причем суть часто уходила на второй план. Негр-Вильпишюс вспомнил недавнюю историю любви Скардиса к Теличенене, которая сумела чужую семью развести, а свою сохранить, так заговорив зубы наивному супругу, что тот поверил, будто женщина, которая шляется с любовником, все-таки может сохранить верность. Кебла к слову добавил, что знает одну пару, можно сказать, аналогичную Теличенасам: жена с чужим мужиком в кровати, а муж в той же комнате на диване. Такой там и муж, сказал Вайзбунас, тряпка! И тут же уточнил характеристику супругов Теличенасов, похвастав, что прекрасно знает романиста («Конечно, и сегодня мы бы видели его за этим столом, если б не уехал с женой из Вильнюса») и может смело утверждать, что Теличенас тоже не остается в долгу перед женой и та об этом прекрасно знает. Директор Норутис возмутился: какое-то вырождение! Может ли школа воспитывать детей, пришедших из такой семьи? Нет, потому что их психика формируется раньше, чем они переступают порог школы. А ведь чуть что, все равно обвиняют педагогов, а не родителей. Негр засмеялся: нужны публичные дома — женщины-любительницы могли бы заходить туда на досуге, спускать избыток страсти, да еще заработать денег для мужей. Гостьи попробовали обидеться, жене директора даже удалось покраснеть: ну уж этот товарищ Вильпишюс как скажет!.. Вы же пишете такие умные, поучительные статьи, а тут ни то ни се; неужели все журналисты такие двуличные сквер-
нословы? Негр-Вильпишюс хохочет во всю глотку: журналистам чужда сентиментальность, их задача — ставить проблемы и предлагать решения, как бы неприятно это ни звучало; ведь никто не осуждает хирурга, если он оперирует не сердце, благороднейший орган, воспетый поэтами всего мира, а копается гораздо ниже, вокруг того места, которое мы очень редко смеем назвать настоящим именем. Все зафыркали, отпуская реплики, кроме жен композитора и директора, робко спросивших, нельзя ли в подобном кругу (создателей духовных ценностей) обойтись без физиологии. А Кеблене с Вайзбунене, переходя из нейтральной позиции в наступление, обвинили Негра в однобокости и неуважении к женщине. Это отвратительнейшая черта мужского сословия, отдающая плесенью той эпохи, когда муж мог запрячь жену в телегу и ехать, возмущались они. Для женщины кухня, дети, шесть-семь часов в учреждении («Униженно благодарим за такие равные права...»), а если, не дай бог, она бросит взгляд на чужого мужа — конец света! Мужчине можно, его никто не оплюет, некоторые даже похвалят — молодец, своего не упустит, — а женщина уже и такая и сякая... Почему же так, уважаемый Альби-нас? Вы можете привести женщину к себе домой, это нормально, а женщину за то же самое включаете в черный список? Пора осознать, что мы не вещь, не собственность, а такие же люди, с умом и чувствами (даже более глубокими), как вы, мужчины.
— Да что им объяснять, милые женщины, все равно не поймут, — поспешила на помощь подругам Вероника.— Мужскому эгоизму нет пределов, мужчины ни-ко! да серьезно не вникнут в вопрос, не станут бесеIрасIно искать истинную причину. Если у кого муж пьяница, развратник, эту еще некоторые оправдают, но если внешне все в порядке, никому и в голову не придет глянуть за ухоженный фасад дома — а все-таки почему так, может, там, внутри, куча мусора? И впрямь, муж не пьет, не курит, рубля зря не потратит, чего эта баба с жиру бесится?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145